Полковнику никто не пишет
Шрифт:
Полковник читал, как обычно, все подряд – от первой страницы до последней, включая объявления. Но на этот раз он не мог сосредоточиться: он думал о своей пенсии ветерана. Девятнадцать лет назад, когда конгресс принял закон, начался оправдательный процесс, который должен был доказать, что на полковника распространяется этот закон. Процесс длился восемь лет. Потом понадобилось еще шесть лет, чтобы его включили в список ветеранов. И это было последнее письмо, которое он получил.
Он кончил читать после того, как протрубили комендантский час. И, уже собираясь гасить лампу, вдруг заметил, что жена
– У тебя сохранилась та вырезка?
Женщина подумала.
– Да. Она должна быть среди бумаг.
Жена откинула москитную сетку и достала из шкафа деревянную шкатулку, где лежала перетянутая резинкой пачка писем, сложенных по датам. Она нашла объявление адвокатской конторы, которая обещала активное содействие в оформлении пенсии ветеранам войны.
– Сколько я твержу тебе, чтобы ты сменил адвоката, – сказала она, передавая мужу газетную вырезку. – За это время мы успели бы не только получить деньги, но и истратить их. Что за радость, если нам сунут деньги в гроб, как индейцам.
Полковник прочитал вырезку двухлетней давности. Затем положил ее в карман рубашки, висевшей за дверью.
– Дело в том, что для смены адвоката тоже нужны деньги.
– Ничего подобного, – решительно возразила женщина. – Мы можем им написать, чтобы они вычли эти деньги из пенсии, когда выхлопочут ее. Это единственный способ их заинтересовать.
И вот в субботу полковник отправился к своему адвокату. Адвокат беззаботно покачивался в гамаке. Это был огромный негр, у которого в верхней челюсти сохранилось только два резца. Он сунул ноги в сандалии на деревянной подошве и открыл окно кабинета. Под окном стояла пыльная пианола, заваленная рулонами бумаги, старыми бухгалтерскими книгами с прикрепленными к ним вырезками из «Диарио офисиаль» и разрозненными бюллетенями Инспекторского надзора. Пианола без клавиш служила также и столом. Прежде чем объяснить причину своего прихода, полковник высказал беспокойство состоянием дела.
– Я же вас предупреждал, что такие дела не решаются в несколько дней, – сказал адвокат, воспользовавшись паузой. Его совсем разморило от жары. Он откинул спинку раздвижного кресла и почти лежал в нем, обмахиваясь рекламной брошюрой. – Мои доверенные лица постоянно пишут мне, что не следует терять надежды.
– И это тянется уже пятнадцать лет, – сказал полковник. – Похоже на сказку про белого бычка.
Адвокат пустился в весьма красноречивые описания административного лабиринта. Кресло было слишком узким для его перезрелых ягодиц.
– Пятнадцать лет назад было легче, – сказал он. – Тогда существовала муниципальная ассоциация ветеранов, в которую входили люди из обеих партий. – Он втянул в легкие обжигающий воздух и изрек, будто сам только что это придумал: – В единстве – сила.
– Для меня это не подходит, – сказал полковник, впервые осознав свое одиночество. – Все мои товарищи умерли, дожидаясь почты.
Но адвокат продолжал твердить свое:
– Закон был принят слишком поздно. Не всем повезло, как вам: в двадцать лет вы были уже полковником. Кроме того, закон не указывал, откуда взять деньги на пенсии, так что правительству пришлось перекраивать бюджет.
Старая песня. Каждый раз, слушая ее, полковник испытывал глухую досаду.
– Мы не просим
Адвокат развел руками.
– Да, это так, полковник. Людская неблагодарность не знает границ.
И эта песня была знакома полковнику. Впервые он услышал ее уже на следующий день после заключения Неерландского договора, когда правительство обещало возместить убытки и помочь вернуться домой двумстам офицерам. Революционный батальон состоял в основном из подростков, сбежавших из школы. В Неерландии они расположились лагерем вокруг гигантской сейбы и ждали в течение трех месяцев. Потом они добирались домой, кто как мог, и дома тоже продолжали ждать. С тех пор прошло почти пятьдесят лет, а полковник все еще ждал.
Взволнованный воспоминаниями, он принял горделивую позу. Упершись костлявой рукой в костлявое бедро, полковник сказал сдавленным голосом:
– Итак, я пришел к определенному решению. Адвокат насторожился.
– А именно?
– Я меняю адвоката.
В сопровождении желтых утят в кабинет вошла утка. Адвокат привстал с кресла, чтобы выгнать их.
– Как вам будет угодно, полковник, – сказал негр, размахивая руками. – Будет так, как вы скажете. Если бы я мог творить чудеса, я бы не жил в этом птичнике. – Он вставил в дверь, ведущую во двор, деревянную решетку и вернулся в кресло.
– Мой сын работал всю свою жизнь, – сказал полковник. – Мой дом заложен. А закон о пенсиях стал кормушкой для адвокатов.
– Только не для меня, – запротестовал адвокат. – Все мои деньги, до последнего сентаво, истрачены на судебные хлопоты.
Одна только мысль оказаться несправедливым причиняла полковнику страдание.
– Именно это я и хотел сказать, – поправился он. – От этой жары мозги плавятся.
Минуту спустя адвокат перевернул все вверх дном в поисках доверенности. Солнце уже добралось до середины его невзрачной клетушки, сколоченной из неструганых досок. После долгих и безуспешных поисков адвокат опустился на четвереньки и, отдуваясь, вытащил сверток бумаг из-под пианолы.
– Вот она. – Он протянул полковнику лист гербовой бумаги. – Надо написать моим доверенным лицам, чтобы они уничтожили копии, – заключил он.
Полковник стряхнул пыль и положил бумагу в карман рубахи.
– А вы разорвите ее сами, – сказал адвокат.
– Нет, – ответил полковник. – Это двадцать лет моей жизни. – Он ждал, что адвокат продолжит поиски, но тот подошел к гамаку и вытер пот. Потом взглянул на полковника сквозь дрожащий в солнечных лучах воздух.
– Мне нужны и другие документы, – сказал полковник.
– Какие?
– Расписка полковника Буэндии.
Адвокат развел руками.
– Это невозможно, полковник.
Полковник встревожился. Как казначей революционного округа Макондо он совершил трудный шестидневный переход с казной революционной армии в двух чемоданах, навьюченных на мула. Он пришел в Неерландский лагерь, волоча за собой мула, околевшего от голода за полчаса до подписания договора. Полковник Аурелиано Буэндия – главный интендант революционных сил Атлантического побережья – выдал ему расписку и включил оба чемодана в реестр имущества, сдаваемого при капитуляции.