Полковнику никто не верит

Макеев Алексей Викторович

В фойе Гуров наткнулся на администратора, женщину средних лет в золотых очках, похожую на искусствоведа. Убегающего человека она не видела. И вообще она не одобряет, когда зрители до конца фильма покидают кинотеатр, потому что нельзя составить мнения о произведении искусства, не досмотрев его, по крайней мере, до конца. Тем более нелепо уходить через десять минут после начала, даже если на какое-то время погас свет.

– Все равно я ничего не понял, – признался Гуров. – Но не могли бы вы сказать, по какой причине только что погас свет? Где у вас распределительный щит? Туда мог кто-нибудь залезть?

Женщина нахмурилась и повела Гурова к распределительному щиту. Нюхом она угадала в нем ответственное лицо,

а его слова обеспокоили ее не на шутку. Однако распределительный щит был в полном порядке, заперт на ключ, и было не похоже, чтобы кто-то в нем рылся. Более того, рядом оказался главный электрик, который заверил, что ни одна душа к рубильникам в последние два часа не приближалась.

– Если свет и потух, то это только у самого Майкла что-то, – проворчал он. – Вечно у него то света нет, то на работу он выйти не может, то бабы у него в помещении... Вы, Елизавета Григорьевна, еще наплачетесь с ним!

– Майкл – это ваш киномеханик? – уточнил Гуров, когда они с Елизаветой Григорьевной вновь вышли в вестибюль.

Ей как администратору было неудобно перед посторонним человеком, но все же она скрепя сердце призналась:

– Да, он действительно немного несобранный товарищ. Но, в сущности, человек неплохой. А почему вы так всем этим заинтересовались?

Гуров, сделав значительное лицо, показал ей свое удостоверение. Елизавета Григорьевна побледнела.

– Какой ужас! – сказала она. – У нас что-то не в порядке? Миша что-то натворил?

– Не знаю, – честно сказал Гуров. – Но я им заинтересовался. Не откажите в любезности сообщить об этом человеке некоторые сведения. И фотокарточку его. У вас же в личном деле есть фотокарточка? Только уговор – никому об этом ни слова! Ни полслова даже! Умеете хранить тайны?

Женщина посмотрела на Гурова круглыми от ужаса глазами.

– Умею, – шепотом сказала она.

Глава 9

Василевский повернулся на правый бок, ударился головой о какой-то трухлявый ящик, застонал и попытался сесть. Голова у него и без того трещала. Василевский не сразу сообразил, что с ним такое случилось. Лишь напрягши всю свою память, он сумел восстановить события последних часов. А восстановив, впал в депрессию, поняв, какого свалял дурака.

Когда они с Семеном уехали из лаборатории, оставив на поле боя пятерых, находящихся в бессознательном состоянии людей, у них была одна цель – как можно дальше унести ноги. Однако через полчаса Василевский вспомнил про «Скорую» и достал телефон.

– Ты чего? – хмуро спросил Семен, покосившись на него.

– «Скорую» вызову...

– Этим доходягам? Зачем? Они тебе кто?

– Они моя гарантия, – ответил Василевский. – Пока они живы, мне спокойнее.

– А эти, другие – они кто?

– А эти – наоборот, – усмехнулся Василевский. – От этих одно беспокойство.

– Это я заметил. А чего они тебя прессуют? Ты их на бабки кинул?

– Больно ты любопытный!

– Значит, кинул, – убежденно сказал Семен и, немного подумав, спросил снова. – Большие бабки?

Василевский не ответил. Он все-таки вызвал «Скорую» и объяснил, куда нужно ехать. Результатами разговора он остался не совсем доволен, потому что на «Скорой» отнеслись к его звонку скептически. Разумеется, проверить, оказана ли помощь доцентам, он уже не мог, и это нервировало Василевского. Он чувствовал что-то вроде легкого пошатывания почвы под ногами. Это было похоже на приближающееся землетрясение. Он не знал, что ему делать дальше. Нужно было переждать, пока охотники опять потеряют его след, и еще раз попробовать связаться с Гуровым. Надо же, когда это он мог представить, что мент станет его единственной надеждой!

Опять же, где отсидеться? Москва большая, но именно сейчас ему нет в ней места. Все его заветные уголки могут стать известными преследователям,

потому что на самом деле это обычные адреса родственников и знакомых. Так или иначе, но они многим известны, а значит, не могут надежно укрыть его. На самом деле вряд ли его враги могли бы так быстро вычислить всех знакомых Василевского, но он уже был напуган и больше не желал рисковать.

Неожиданно на помощь ему пришел Семен. Не получив ответа на свой вопрос про бабки, он, тем не менее, остался при своем мнении. Собственно, он расценил молчание Василевского как утвердительный ответ, и он его вполне удовлетворил.

– Если что, – вдруг сказал он с преувеличенным радушием, – то ты можешь пока у меня перекантоваться. У меня свой дом. Участочек. Гараж. Бабы у меня нет. Ну, в смысле, не женат я. Был одно время, но потом мы разбежались. Я считаю, что не хрен друг другу мозги парить. Бабе ей ведь что надо – ей в форточку бабло на лопате подавай, а больше ничего... Ты как считаешь?

Василевский считал так же. Собственно, дело было не в его отношении к бабам – просто предложение таксиста заинтересовало Василевского. Случай был подходящий. Связей между Семеном и Василевским прежде никогда не было, жил Семен за пределами столицы, но близко к ней, да и машина осталась у Василевского в Балашихе. Бросать ее было глупо.

– Ну если ты не против, то я поживу у тебя денька три-четыре, – сообщил он Семену.

Тот как будто обрадовался, хотя до сих пор не был похож на человека, который умеет радоваться. Тем более что Василевский не обольщался насчет своей персоны и не замечал прежде, что его общество приводит окружающих в восторг. Но оживление Семена его не насторожило. Василевский решил, что таксист просто рассчитывает за стол и крышу над головой слупить с него приличные комиссионные.

Однако он не предвидел, какие планы лелеет Семен насчет него. А все оказалось до обидного примитивно и просто. Они приехали на место и загнали машину во двор, огороженный высоким деревянным забором. Василевский вышел, с любопытством оглядываясь. Дом у Семена оказался некрасивый, но добротный. На грядках росли лук и капуста. Возле дома на цепи прохаживался здоровенный пес с лохматым загривком. Еще во дворе был гараж, сарай с островерхой крышей и водопровод, приспособленный для полива. Под каким-то предлогом Семен завел Василевского в сарай, начал объяснять, как здорово у него налажено хозяйство, какой у него замечательный погреб, и какую уникальную капусту он солит на зиму. А потом, когда Василевский, загипнотизированный этими речами, утратил бдительность, просто шарахнул его по голове чем-то тяжелым и отправил куда-то – должно быть, в свой замечательный погреб, потому что в той дыре, где находился теперь Василевский, было холодно, сыро, и пахло квашеной капустой.

Башка у Василевского трещала, кости болели, а на душе лежала такая же вонючая и непроглядная тьма, как вокруг. Надо же было закончить так глупо! Избежать страшных опасностей, ускользнуть из сетей, которые расставили профессионалы, и попасться на грубую уловку какого-то тупого уркагана, который занимается частным извозом и солит в свободное время капусту!

Немного очухавшись, Василевский все-таки сел и проверил карманы. Погреб был не настолько хорош, как пытался представить это хозяин. Здесь было явно тесновато – кругом громоздились ящики с овощами, банки и мешки. Зато в карманах у Василевского было девственно чисто. Этот сукин сын выгреб все, что нашел, даже носовой платок и зажигалку. «И что дальше? – морщась от головной боли, подумал Василевский. – Сдохну здесь среди мешков с картошкой? Или эта тварь ждет ночи, чтобы придушить меня окончательно и отвезти куда-нибудь за город, на свалку? Самое время поискать путь к спасению, хотя, подозреваю, что такого пути не существует... Раньше нужно было шевелить мозгами, эх! Только уж больно много всего свалилось...»