Полководцы гражданской войны
Шрифт:
В полночь войска были подведены к местам посадок. Это был мертвый час осеннего безлунья, когда непроглядная тьма слепит живые очи и щенячья ощупь заменяет людям глаза. Куда ни повернись лицом, света нет на земле. Да и земли, и воды, и неба — ничего, нет. Непроницаемый мрак проглотил пространство. Но время оставалось. Около трех часов ночи первые партии передовых бригад одновременно отплыли от правого берега. И вскоре в той стороне, где исчезали стрелки пятьдесят второй, раскатился, грохоча, ружейно-пулеметный огонь. Не нарвались ли стрелки при высадке на белые заставы?
Через сутки была отбита контратака белых на Каховку. Пятьдесят вторая и Латышская дивизии толкали противника к востоку и к югу, да так напористо, что и не заметили, как очутились у хутора Терны. Тут
Фрунзе прибыл в Харьков двадцать шестого сентября утром и в два часа приступил к формированию штаба Южного фронта. Через сутки штаб работал.
Фрунзе был в Харькове, мыслями его владел Южный фронт, но яркость московских впечатлений еще не ослабела. Как очутился он здесь, на юге? Фрунзе ехал на Западный фронт, когда его задержали в Москве и объявили о новом назначении — на Кавказ. В Кремле, у Царь-пушки, Фрунзе встретился с Лениным. «Куда?» — «На Кавказ». — «Э, нет! Поедете на юг!» Действительно, решение об образовании Южного фронта не только принято, но и оформлено постановлением Реввоенсовета Республики и директивой Главкома. Фронт образован в составе трех армий — Шестой, Тринадцатой и Второй Конной. Мир, хлеб, топливо и металл… Шахтеры Криворожья, забойщики и рудокопы…
— Помните, прошу вас, — говорил Ленин, — Врангелю необходимо нанести в Северной Таврии такое поражение, чтобы можно было на его плечах ворваться в Крым. Как только приедете, тотчас проверьте, все ли броды известны, все ли изучены… Надо кончить войну до зимы!
Ленин не сомневался в успехе.
— Задача, решением которой должна быть победа, поставлена. Теперь дело за вами…
Подробные установки Фрунзе получил от Политбюро. Цели и средства осенней кампании обозначились в этом документе с чрезвычайной четкостью и прямотой. Каждое слово в них было взвешено и выверено, как тяжесть молота.
Фрунзе стоял в своем служебном кабинете перед картой Крыма, висевшей на стене. Он стоял, широко расставив ноги в сапогах из мягкой кожи и глубоко заложив руки в карманы брюк. «Направление главного удара, — думал он, — в такой полосе, где разгром врага обеспечен… И действительно, какая же может быть другая полоса, если не правый берег Днепра, не Берислав, не Каховка?.. Здесь ударная группа… Отсюда удар на Мелитополь и Перекоп…
Решает конница… Как молот, она падает на белых из резерва фронта и дробит их… Да, все это так… только так и может быть оперативно и тактически решена задача разгрома… Врангель натыкается на преграду… Соединение с белополяками срывается… Начало конца… И наряду со всем этим — плацдарм у Каховки…»
Задача военного предвидения не в том, чтобы угадать события, а в том, чтобы правильно понять их общий ход и пути дальнейшего развития. Фрунзе смотрел на карту и ясно видел угрозу, способную разрушить план: главными силами левой колонны своих войск Врангель идет на Макеевку, огибая Юзовку с востока. Донбасс эвакуируется, да и на Кубани положение не из твердых. Общее наступление против белых не готово. Да оно и не возможно до подхода Первой Конной армии с Западного фронта. Что же остается? Каховка. Для осуществления плана необходимо теперь же нанести из Каховки несколько ударов по белым. Это позволит расширить плацдарм на северо-восток и закрепиться на никопольском участке. Без наводки нового моста у Никополя невозможно быстро развертывать войска, особенно конницу. Как был бы нужен такой мост вот здесь, у Горностаевки!
Фрунзе быстрым и легким шагом обошел кабинет и вновь остановился перед картой. «А может быть и так, что суть дела вовсе не в наступлении Врангеля на Донбасс… Надо только ясно представить себе общестратегическую обстановку, и тогда… очень, очень может быть, что это всего лишь вспомогательный удар… Тогда свою главную стратегическую задачу белые будут решать на правом берегу. И оборонительная вылазка с каховского плацдарма силой вещей превратится в далеко идущую вперед наступательную операцию…» А Первая Конная Буденного уже летит на фронт Кременчуг —
Седьмого октября Фрунзе получил сведения о том, что хотя Рижский договор о прелиминарных условиях мира между Советской Россией, Украиной и Польшей будет подписан не позже следующего дня, но военные действия продолжатся еще не меньше недели, так как варшавское правительство отнюдь не спешит с утверждением договора. Фрунзе догадывался: подозрительная медлительность белополяков, несомненно, инспирирована из Франции, из Америки и должна находиться в связи с планами Врангеля.
Фрунзе не ошибся. В ночь на восьмое, перед рассветом, белые форсировали Днепр у Александровска и Ушкалки. Весы успеха противника закачались. На одной из чашек лежала навязанная Врангелю из-за рубежа задача, на другой — Черноморское побережье, хозяином которого он больше всего желал стать.
Фрунзе разослал по Реввоенсоветам всех армий фронта циркулярную телеграмму: «Противником начато решительное наступление против нашей правобережной группы, рассчитанное на уничтожение ее до подхода наших подразделений. Это наступление имеет в то же время огромное политическое значение, ибо стоит в теснейшей связи с мирными переговорами в Риге и бьет на срыв йх. Параллельно с нашими неудачами на юге растут польские притязания. Перед армиями Южного фронта стоит задача не допустить этого срыва и обеспечить путем ликвидации нынешних врангелевских попыток мир с Польшей. Необходимо внушить каждому красноармейцу, что сейчас решается дело мира не только на юге России, но и на западе. Республика ждет от нас исполнения долга». Фрунзе подписал телеграмму. Она не была ни боевым приказом, ни чисто военной директивой: Но ещё на Восточном фронте Фрунзе взял за обязательное правило сочетать в своей работе оперативно-стратегические вопросы с политическими. И теперь считал установление между ними органической связи самым прямым своим делом.
Жестокие встречные бои громыхали близ Ушкалки, Бабина и восточнее Никополя. Вторая Конная, разбросав свои части, не столько била белых, сколько с трудом от них отбивалась. Приходилось двигать подкрепления из резерва фронта. Когда же можно будет, наконец, перейти от обороны к наступлению? Это по-прежнему зависело от подхода Первой Конной. А Первая еще не докатилась и до Александрии. Фрунзе писал в приказе: «Товарищи красноармейцы, командиры и комиссары! Дело победы и мира в наших руках. В этот последний грозный момент решения тяжбы труда с капиталом вся Россия смотрит на нас. Из края в край по родной нашей стране прокатился клич: «Все на помощь Южному фронту!» И эта помощь уже идет. От нас, от нашей воли, нашей энергии зависит счастье и благополучие всей страны».
Приказ был подписан ночью. А ранним утром, еще досветла, наштафронта доложил командующему свежие данные, добытые полковыми разведчиками с правого фланга Шестой армии. Сомневаться не приходилось: второй армейский корпус противника готовился к атаке каховского плацдарма…
Четырнадцатого октября, перед рассветом, по всей двадцатисемиверстной длине оборонительной линии плацдарма заполыхал огневой бой. Особенно горяч он был на бугристых флангах линии, где как подступы, так и промежутки между участками позиций простреливались с великим трудом. Дрожащая в пламенных вспышках неоглядная лента окопов прорывалась то здесь, то там. Многорядная проволока с визгом лопалась под напором ревущих танков. За танками бежала пехота. Стрелки пятьдесят первой, сбитые на южных секторах обороны, все скорей и скорей оголяли ее внешнюю линию. Уже не было места, где не рвались бы снаряды и не взлетали к небу фонтаны песка и пыли. Танки с пехотой за спиной все решительнее проникали на плацдарм, распространяясь между внешней и внутренней линиями обороны. Горбатые чудища ползли, опорожняя одну за другой десятки пулеметных лент. Вой гигантского боевого котла наполнял плацдарм. Судорожно вздрагивая, неуклюже повертываясь вокруг невидимой оси, скрежеща железом и лязгая сталью, чудища перли вдоль окопов…