Полководцы Великой Победы
Шрифт:
Л. Д. Троцкий также требовал от своего протеже безостановочного наступления. Ведь вслед за германским пролетариатом красные знамена поднимут наследники парижских коммунаров, вспыхнут восстания в странах бывшей Австро-Венгерской империи, и мировая революция станет реальностью!
Казалось, желанная цель близка и дерзновенные замыслы вот-вот осуществятся, ибо после боев у Западного Буга наступление превратилось в преследование. 12 августа был взят Ново-Минск, и — вот он, восточный оборонительный рубеж Варшавы!
Полагая, что противник полностью утратил боеспособность, а польские рабочие
Сильный контрудар по ослабленному левому флангу обходящей группировки красных последовал 17 августа, по иронии судьбы именно в день завершения работы III конгресса Коминтерна. Парировать его было нечем, ибо молодой командующий Западным фронтом представление о резервах частных и общих имел весьма смутное. Ничем не могли помочь и соседи: 1-я Конная армия, втянутая в бои за Львов, получила приказ Л. Д. Троцкого о переносе усилий только 21 августа, когда катастрофа Западного фронта уже два дня как стала свершившимся фактом. Да и сам приказ был довольно странным: одновременно с переносом усилий на варшавское направление он требовал... овладеть и Львовом!
Узнав о поражении, М. Н. Тухачевский заперся в штабном вагоне, переживая крушение надежд, а его оставшиеся без управления войска были частью интернированы в Восточной Пруссии, частью, и немалой, пленены, частью ушли на Восток с тяжелыми боями...
Скорее всего о хитросплетениях политики и стратегии, амбиций и некомпетентности Николай Воронов тогда не подозревал. Он лежал в железном бараке, таком холодном, что среди раненых случались обморожения, смотрел, как на пароконные повозки грузят трупы, вспоминал отход и напряженные арьергардные бои.
Полк таял на глазах. Вот осталось 400 бойцов, вот всего 200... В последнем бою у Юзефовки часть была разбита окончательно.
Когда закончились снаряды, Николай Воронов приказал разобрать орудия и спрятать замки. Вскоре он, тяжелораненый, попал в плен. Ходить не мог, поэтому даже на допрос его тащили под руки. На большинство вопросов пленный командир категорически отказался отвечать, а потому был оставлен без медицинской помощи.
Началась гангрена. Тут бы и конец, но один из польских офицеров приказал здесь же, в лагере, сделать Воронову операцию. Произошло чудо, и ноги удалось спасти. Впрочем, надолго ли? Ведь ухода за ранеными практически никакого нет, а повязки меняют, лишь когда под ними заводятся черви.
Дело кончилось бы плохо, но помог товарищ по несчастью, фельдшер Орлов. Он воровал
Весну Николай Воронов встретил в землянке для выздоравливающих, а в апреле его вместе с другими в санитарном поезде отправили на станцию Негорелое. Там их встретили одетые в отлично сшитую форму и державшиеся с большим достоинством красные командиры. Вернуться смогли далеко не все: 60 тысяч человек не увидели свободы, погибнув в лагерях.
Пленных поздравляли с возвращением, обнимали, пожимали руки. Две недели в госпитале, и окрепший командир обрадовал своим появлением начальника артиллерии 16-й армии. Оказывается, Николай Воронов числился павшим в бою. А вскоре молодой командир уже читал журнал «Армия и революция», где рассказывалось о том, как он остался в городе Юзефовка, чтобы испортить свои орудия, и героически погиб, отстреливаясь картечью от наседавших врагов. Что ж, все правильно, за исключением одной детали. К счастью...
Осенью 1922 года батарея Воронова была направлена в Смоленск, в состав особого опытного учебного отряда. Он участвовал в отработке новых форм организации, способов тактических действий, правил стрельбы и обслуживании занятий Высшей артиллерийской школы командного состава. Здесь Николай Николаевич встретил сильных, хорошо подготовленных преподавателей и многое у них почерпнул.
Год спустя, завершив командировку, он вернулся в свою дивизию и тут — о, радость! — получил предложение держать экзамены в ту самую школу, чьи занятия обслуживал. Правда, радость была омрачена «двойкой» по топографии — не все экзаменаторы любят, когда абитуриенты вступают с ними в спор. Но поскольку руководство школы не забыло его заслуг в деле обеспечения учебного процесса, молодой командир был все же принят.
Науки постигал увлеченно, до поздней ночи засиживаясь над книгами, чертежами и топографическими картами. Пополнив багаж профессиональных знаний, Воронов принял должность заместителя, а потом и командира артиллерийского дивизиона в том же соединении, в котором служил и раньше.
Вскоре дивизион, ставший учебным, то есть предназначенным готовить кадры специалистов для всей дивизии, был признан лучшим в полку. Московская комиссия во главе с инспектором артиллерии Красной армии, проверявшая часть, высоко оценила и дивизион, и его командира, втайне мечтавшего об академии. Конечно, Высшая артиллерийская школа помогла подняться на следующую профессиональную ступень, но академия... вот где можно получить подлинно фундаментальные знания!
Набравшись смелости, Воронов подал рапорт, но получил отказ.
— Ты хороший командир, — сказал герой гражданской войны С. С. Вострецов, возглавлявший в ту пору дивизию, — но инженер из тебя не получится.
Год спустя — повторная попытка, а тот же результат. Но тем же летом Воронов отличился на маневрах, командуя полком вместо заболевшего командира. А в ответ на вопрос Вострецова: «Чем тебя наградить?» — вновь повторил свою просьбу. Только на этот раз речь шла об академии РККА. Свою роль тут сыграли и предыдущие попытки, и знакомство с одним из выпускников этого учебного заведения, обладавшим широким кругозором и глубокими знаниями.