Полководцы Великой Победы
Шрифт:
Теперь самое трудное — обеспечить маскировку в степи огромного количества орудий и боеприпасов. А еще — произвести пристрелку множества артиллерийских батарей, да так, чтобы ее режим не выходил за рамки обычной боевой работы. С этой целью был составлен специальный план, где каждому подразделению указывались дни, часы и количество снарядов для ведения огня. При этом категорически запрещалось стрелять из орудий тех калибров, которых здесь раньше не было.
Главный артиллерист страны детально изучал вопросы управления огнем и взаимодействия с другими родами войск, проверял, наставлял, учил. «Когда- то, — вспомнил он, — в старой русской армии было специальное наставление по прорыву укрепленных полос
Напряжение сил было предельным, но... генерал Воронов в то же самое время готовился к еще одной операции, на Среднем Дону. Ставка рассматривала ее как логическое продолжение контрнаступления под Сталинградом и планировала начать 6 января 1943 года.
В один из тех дней, а точнее, в одну из тех ночей Николай Николаевич вместе с командующим Юго-Западным фронтом генералом Ватутиным прибыл на командный пункт одной из стрелковых дивизий. Оба они предыдущие сутки работали без сна и очень устали, доклад же командира, монотонный, с длинными паузами, усыплял, словно колыбельная песня. И все же генерал Воронов уловил чей-то громкий шепот, раздававшийся во время пауз: это начальник штаба дивизии, пользуясь усталостью высоких гостей, беззастенчиво подсказывал своему шефу. Воронов приказал прекратить доклад и забрал у подсказчика документ, которым тот пользовался в качестве шпаргалки. Это был... боевой приказ дивизии на предстоящее наступление.
Оказалось, что документ, содержавший бесценные для противника сведения, отпечатан в 14 экземплярах, причем 13 из них уже отправились к адресатам. Расчет рассылки заставил Николая Николаевича ужаснуться: кого там только не было!
— Вы сделали большое упущение по службе, — сказал он, с трудом сдерживая гнев. — Вы не послали документ еще одному адресату — Военторгу!
— Виноват, немедленно отпечатаем и пошлем, — с готовностью ответил начальник штаба.
Генерал Ватутин приказал немедленно собрать и уничтожить все экземпляры. Последствия утечки информации могли быть весьма тяжелыми. Не зря Верховный главнокомандующий в беседах по телефону так часто напоминал о том, как важно обеспечить полную скрытность подготовки к предстоящим действиям.
По залитым непролазной грязью фронтовым дорогам генерал Воронов продолжал объезжать командные пункты артиллерийских частей, где его ожидали генералы и офицеры с докладами о положении дел. Часто эти доклады переходили в занятия по обмену опытом в непринужденной обстановке, при этом участники увлекались так, что сидели далеко за полночь.
Еще и еще раз просчитывал и уточнял решения главный артиллерист, добиваясь как минимум трехкратного превосходства над противником на важнейших направлениях. Глубина прорыва для ударной группировки Юго-Западного фронта — 120 километров, для Сталинградского — 100; окружение необходимо завершить за трое — четверо суток. Артиллерия должна обеспечить надежное подавление противника на всю глубину его обороны и проложить своим огнем дорогу подвижным группам — трем танковым армиям, двум механизированным и трем кавалерийским корпусам.
Заветная дата приближается. «Все ли сделано? Не упущено ли что-то важное?» — задавал себе вопросы генерал Воронов, перечитывая сотни записей в рабочем блокноте. И вдруг — срочный вызов в Москву. Так не вовремя, тем более что касался он главным образом А. М. Василевского, — Сталин хотел побеседовать с ним по поводу письма командира 4-го механизированного корпуса В. Т. Вольского, в котором тот выражал сомнения в успехе предстоящей операции.
Обратный вылет задержался из-за плохой погоды. Обидно: грандиозную огневую подготовку, в организацию которой вложил столько сил, он так и не увидит. Несколько утешали первые доклады,
Всю ночь радиостанции принимали донесения об очередных успехах, а утром к Николаю Николаевичу привели двух пленных румынских генералов, Один из них категорически отказался приказывать своим подчиненным сдаваться в плен. Тогда другой сказал, обращаясь к советскому военачальнику:
— Вы не волнуйтесь, господин генерал, у его солдат ограниченное количество питания и боеприпасов, ничего не нужно предпринимать, к вечеру они сами сдадутся.
Так и вышло.
Советские артиллерийские группировки работали слаженно, словно хороший оркестр. Мощь их огня вдохновляла, танкисты и пехотинцы, охваченные невиданным подъемом, неудержимо шли вперед. Фашисты, опомнившись, начали оказывать бешеное сопротивление. К 23 ноября накал битвы достиг предела.
Генерал Воронов осматривал разбитые инженерные сооружения и боевую технику противника, оценивал меткость артиллеристов, могущество орудий и боеприпасов, принимал доклады о победах зенитчиков и противотанкистов, которым, впрочем, иногда приходилось меняться местами. Например, одно из противотанковых подразделений участвовало в захвате гитлеровского аэродрома. Самолеты пытались взлететь, но 45-мм пушки их били на взлете так, что уйти не удалось никому. Наконец пришло и самое ожидаемое донесение: советские танковые клещи сомкнулись у Калача. Враг окружен!
Это значило, что в ходе Великой Отечественной войны достигнут великий перелом. Это значило, что молодая советская армия научилась воевать, одерживать победы и вступила в качественно новый этап развития. Артиллерия выполнила свои задачи с честью, ее боевая работа вызывала уверенность в могуществе страны, и недаром 19 ноября, день начала контрнаступления под Сталинградом, стал ее днем!
Ценность опыта, полученного в ходе подготовки и ведения операции, в глазах специалиста была огромна. Начальник артиллерии немедленно приступил к его обобщению, причем без отрыва от напряженной деятельности по управлению войсками, в условиях более чем спартанских.
В те дни на командном пункте Воронежского фронта Николай Николаевич встретился с его командующим, бывшим начальником Главного разведывательного управления генералом Ф. И. Голиковым. Они давно знали ДРУГ друга, но случай поговорить наедине, по душам, представился только сейчас. Тогда-то и задал главный артиллерист опасный, не дававший покоя вопрос: знал ли Голиков о подготовке Гитлером нападения на СССР?
Филипп Иванович ответил, что еще в конце декабря 1940 года лично докладывал Сталину о плане «Барбаросса», замысел которого советские разведчики добыли не в сейфах «Оберкоммандо вермахт», а из квартиры генерала фон Паулюса, где тому, ради экономии времени, разрешили работать над картами и расчетами. Последнее обстоятельство вызвало у Сталина подозрение: уж очень похоже на провокацию.
— Но самое главное, — поведал Филипп Иванович, — о том, что Гитлер начнет войну 22 июня 1941 года, посол Германии граф Шуленбург заранее сообщил Деканозову, советскому послу в Берлине.
При этом граф просил как можно быстрее передать информацию Сталину через господина Молотова, что и было сделано. В ответ прозвучало единственное слово: «Провокация »...
В конце ноября в составе группы генерала Василевского Воронов вылетел на Средний Дон для подготовки очередного наступления. Погода была плохая. Сильный туман не позволял использовать иные самолеты, кроме безотказных бипланов У-2. На них-то и добирались в указанный пункт члены группы — каждый самостоятельно.