Полководец
Шрифт:
На следующий день, когда я стояла с внучкой на руках у дороги, со стороны кондитерской фабрики показался молодой мужчина, лет двадцати пяти. Он был в полувоенной форме, без пояса. Не нес, а тащил волоком за собой мешок с чем-то тяжелым. А по дороге в это время проезжала открытая военная машина. В ней рядом с шофером сидел офицер.
Увидев грабителя, он остановился и стал его спрашивать: кто он и почему тащит, почему занимается грабежом, вместо того чтобы, как и положено ему, охраннику, охранять имущество и следить за порядком во время стихийного бедствия.
Потом офицер приказал грабителю затащить мешок в придорожный кювет
Сам офицер стоял на обочине дороги и все смотрел в ту сторону, откуда должен был приехать патруль. И вот вдруг, я даже и вскрикнуть не успела, этот бандит выхватил из кармана свой наган и выстрелил в затылок офицеру. Офицер упал. А грабитель побежал в сторону от дороги, оглядываясь на упавшего офицера.
Я бросилась к офицеру и вижу: прострелена голова, пуля вышла в лицо. Он был еще жив. Тут же я выбежала на дорогу, остановила проходивший грузовик, и мы быстро отвезли раненого в санчасть аэропорта, стали оказывать ему помощь.
Приехал военный патруль, и я стала рассказывать о случившемся и описывать внешность преступника, которого очень хорошо разглядела. Спустя некоторое время приехал начальник особого отдела, и я снова все ему рассказала. Начались поиски. Но в городе, в котором случилось такое несчастье, где не стало ни домов, ни улиц, ни адресов и все жители перемешались, было очень трудно, конечно, искать человека, фамилию которого к тому же никто не знал. Меня несколько раз возили в машине по городу, думали, может быть, я опознаю преступника. Но его так и не удалось тогда найти.
Но однажды был задержан один из мародеров, у которого нашли наган с одним выстреленным патроном. Это навело на мысль, не он ли стрелял в Петрова. Тут же приехали за мной. Я, как только увидела, сразу узнала его и подтвердила, что это действительно тот мерзавец, который стрелял в Петрова. Он сначала не признавался, все отрицал, говорил, что меня в первый раз видит.
Его повезли в аэропорт, на место, где все случилось, и я показывала, где он стоял, где офицер стоял, как он достал наган, как он стрелял. Я рассказала все, что произошло на моих глазах. Описала его внешность, что он был без фуражки, без ремня, ворот расстегнут, брюки диагоналевые синие, галифе, сапоги хромовые.
Убийца стоял опустив голову и все время молчал. Наконец следователь его спросил: «Куда ты дел форму?» И убийца, мотнув головой, показал на то место, которое было отсюда видно: «Вон там закопал, в кирпичах».
Пошли туда и нашли под кирпичами его одежду. Ту самую, в которой он был в момент совершения преступления…
…Я не называю фамилию убийцы потому, что у него есть ни в чем не повинные родственники, может быть, и дети. Его судили, но в те годы была отменена смертная казнь, и он отсидел 25 лет.
Через полтора-два часа после того, как произошло это злодеяние, Иван Ефимович примчался в аэропорт и самолетом отправил Юру в Ташкент в госпиталь, надеясь, что его там спасут. Иван Ефимович написал записку Зое Павловне и передал ее с сопровождающим Юру врачом: «Мать, мужайся, отправляю тебе раненого сына».
Юра скончался в самолете.
Иван Ефимович прилетел на похороны сына лишь на несколько часов. Он прошел за его гробом на кладбище и, не заходя домой, тут же возвратился в Ашхабад, который
Юру похоронили рядом с бабушкой Евдокией Онуфриевной. На его могиле стоит скромный памятник с надписью: «Подполковник Петров Юрий Иванович. 27.6.1924 года – 7.10.1948 года. Убит при исполнении служебного долга. Спи спокойно, наш сын, светлую память о тебе будем хранить до последних своих дней».
Иван Ефимович пережил своего сына на десять лет, он скончался в Москве в 1958 году в возрасте 62 лет.
В дни, когда я завершаю работу над этой повестью, мне исполнилось столько же. Но я не чувствую себя пожилым человеком, мне все кажется, что я тот же, каким когда-то пришел с фронта. Было мне тогда двадцать три. Не знаю, каким ощущал себя Петров, но мне, да и другим, он еще в годы нашей учебы в училище казался человеком немолодым, умудренным большим жизненным опытом. А начальником училища он был назначен в 37 лет, откомандовав перед этим три года дивизией.
Эпилог
Про годы войны были сказаны суровые и точные слова: «сороковые, роковые». Но сороковые, роковые, к сожалению, не кончились вместе с победным завершением Великой Отечественной войны. Эти годы и вообще оказались роковыми, и не только для нашей страны, потому что именно в то время появилось страшное ядерное оружие, которое поставило под угрозу существование всего человечества и самой планеты Земля.
С чего начались эти роковые годы, кто первый повесил дамоклов меч над миром, читателям хорошо известно. Об атомном оружии, как ни о каком другом прежде, сегодня говорится и пишется много и с огромной тревогой.
В конце войны, накануне полного разгрома фашистской Германии, 25 апреля, в тот день, когда советские войска завершили окружение Берлина, на конференции Объединенных Наций выступил только что ставший президентом Трумэн с прочувствованной речью о том, что нельзя больше позволить ни одной нации или группе наций попытку урегулировать свои споры бомбами и штыками, что если человечество не хочет погибнуть вместе с войной, оно должно научиться жить в мире, И в этот же самый день он принял руководителей Манхэттенского проекта с докладом о том, что готова атомная бомба.
Люди знают из многочисленных воспоминаний и свидетельств, как сообщением о новом оружии «необыкновенно разрушительной силы» Трумэн пытался запугать советскую делегацию на Потсдамской конференции, как позже, желая практически показать Советскому Союзу, да и всему миру, какой страшной новинкой обладает Америка, Трумэн отдал приказ об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки.
Последствия этих бомбежек широко известны, не буду приводить их ужасающие подробности. Скажу только о том, что видел сам, когда в 1982 году побывал в Нагасаки и Хиросиме. Я посетил там не только мемориальный музей, посмотрел не только фотографии, фильмы, подлинные вещественные доказательства атомных ударов, но побывал и в госпитале, который в год моего посещения все еще был заполнен людьми, пострадавшими от радиоактивного излучения. Я ходил по палатам, беседовал с этими людьми, врачи давали пояснения. Обычно приводятся такие цифры жертв атомной бомбежки: в один миг погибло более 240 тысяч человек, ранено и подверглось облучению 160 тысяч человек. Но это только первоначальные цифры. Все годы и после взрывов бомб люди умирали медленной мучительной смертью, число погибших, конечно, намного превышает названные цифры.