Полководец
Шрифт:
— Опасно так шутить с женщиной среднего возраста, — нервно вставил Джурич Моран. — У них весьма извращенное чувство юмора. Многие вполне остроумные шутки мужчин вызывают у них приступы необоснованной ярости.
— Нет, — сказал Авденаго, — эта тетка оказалась вполне нормальная. «А, — говорит, — Васечка… Ну, конечно. Простите, что перепутала». И как закричит: «Дианочка, тебя к телефону!»
— Любопытно, любопытно. — Моран пожевал губами, стянул печенье с блюда и быстро сунул за щеку. — Очень любопытно… А дальше
— Ну, дальше — топ-топ-топ, у нее, наверное, домашние тапки на каблуках, грохочут — ужас. Подошла. «Але», — говорит.
— Ага, содержательно. Вперед.
— Вы сперва печенье прожуйте, — посоветовал Авденаго.
— Не твое дело, чем я занимаюсь, пока веду допрос… Валяй, шелудивый раб, смердящее животное, продолжай свое повествование.
— Я ей: «Деянира, привет». Она меня сразу признала. «А, говорит, уголовный преступник. Ты все еще в розыске или уже звонишь из участка? А на тебя надели кандалы? А тебя уже били по почкам дубинками? А зуб тебе вышибли? А мозги вправили?..» Ну и еще по мелочи поиздевалась, а потом спрашивает: «И чего тебе надо, уродец?»
— Почему это она назвала тебя уродцем? — удивился Джурич Моран, окидывая своего раба с головы до ног критическим взором. — По-моему, ты вполне привлекательный мужчина. Для человека, конечно.
— Это она для красоты слога, — вздохнул Авденаго. — Я же вам нарочно слово в слово пересказываю, как просили.
— Ну, извини, извини. Тебе, наверное, не очень приятно вспоминать, как она тебя еще обзывала. Кстати, были какие-нибудь свежие выражения?
— Только «жопа», — угрюмо произнес Авденаго.
— Старо как мир, — наморщился Моран. — Не ожидал. Она все-таки креативная натура, мастерица. Хотела покорить Калимегдан. И вдруг — такая банальность. Я почти разочарован.
— Я ей говорю: «Я тебе из квартиры Морана звоню». Она: «Ага, так я тебе и поверила, звонарь дешевый. Я ведь с денискиного мобильника домой звонила, там номер остался. Хватит меня разыгрывать, не на дуру напали». Я слышу — она сейчас трубку повесит и больше ведь нарочно не подойдет.
— Это ты как догадался?
— У нее характер зловредный.
— Успел, значит, оценить?
— Успел… Мы с ней в Гоэбихоне даже подрались.
— Надеюсь, не в переносном смысле? — осведомился Моран. — А то здесь, как я уже слыхал, старое доброе «подрались» означает — «сильно поспорили»…
— Нет, она мне накостылять пыталась, потом я ей, — признался Авденаго.
— Ну, и какова она на ощупь? — полюбопытствовал Моран.
— Твердая, — сказал Авденаго. — Я об нее кулак ушиб.
— Таких палкой надо, — посоветовал Моран. — В следующий раз знай.
Авденаго кивнул и вернулся к изначальной теме разговора:
— В общем, я ей кричу: «Деянира, не будь дурой, не вешай трубку! Я правда от Морана звоню. Мы его нашли». Тут она мне сразу поверила. И
— Гнилозубый, — прошептал Моран.
— Я ей говорю, — увлеченно продолжал Авденаго, — мол, зубы у троллей принято красить, и они от этого хоть и цвета жуткого, но вовсе не гниют, а только становятся крепче. И чтоб не выражалась попусту, если ничего не знает. Тут она зловеще так говорит: «Ну все, говорит, я вешаю трубку. Прощай, рыжее недоразумение». Я ей: «Приходи сегодня в семь вечера к нему на квартиру, будет угощение». А она: «Ага, ага, жди, как же, приду». И на том разговору конец.
— Уф! — с облегчением выдохнул Моран. — А ты еще боялся, что она не придет.
— А что, разве придет? — удивился Авденаго, однако нарушить повеление не посмел и продолжил изготовление «новых пирожных» под пристальным надзором Морана (с дивана).
— Она ведь положительно обещала. «Жди, приду». Это ее слова?
— Возможно, она произнесла их с иронией, — заметил Авденаго.
— Женщины насквозь лживы, и ирония у них такая же, — сказал Моран. — Учись, пока я тебя учу.
Авденаго промолчал, предпочитая оставаться при своем мнении. Он очень боялся, что именно его истолкование речей и побуждений Деяниры окажется истинным и что девушка и впрямь сочтет весь этот телефонный разговор пустым розыгрышем. Страшно даже представить себе, что будет с Мораном.
И еще более жутко подумать о том, как Моран, разъяренный и разобиженный, поступит с Авденаго…
«Убьет еще сдуру, — тоскливо топталась одна-единственная мысль в натруженных мозгах. — Обвинит, что не так с женщиной разговаривал, не то ей говорил, не нашел нужных слов… И как даст по голове! Это у него запросто. Попадет в висок, случайно, конечно, не от злости, — и все, привет, Авденаго, поминай как звали».
Моран высунул язык и слизнул крошку, прилипшую к скуле. Авденаго никак не мог привыкнуть к тому, какой длинный у Морана язык. И какой сильный. И какой фиолетовый…
Моран сказал:
— Фу, я обслюнявился. Подай салфетку.
Авденаго подал ему салфетку, радуясь тому, что миг расправы еще не наступил.
И тут в дверь позвонили.
Авденаго посмотрел на Морана. Тот сделал непроницаемое лицо и уставился в потолок. Тогда Авденаго обтер руки о штаны и отправился открывать.
Деянира влетела в комнату, на ходу сбрасывая сапоги и зимнюю куртку.
— Моран, голубчик, Моран!
Моран подскочил на диване и неловко обнял ее.
— Ну вот и ты, моя девочка!.. Цела, невредима!..
— Я нашла вас! — радостно объявила Деянира и поцеловала Морана в лоб. Точнее, она пыталась поцеловать его в лоб, но промахнулась и попала своим поцелуем по носу. А это уже означало чистой воды кокетство, и девушка густо покраснела.
Джурич Моран важно произнес: