Полководец
Шрифт:
— Жестковат гамак, — произнес Денис, не обращаясь ни к кому в особенности. — Зато надежно. Не свалюсь.
Никто даже ухом не повел. Ну и не надо. Не больного хотелось.
Церангевин задумчиво говорил, обращаясь к кому-то невидимому:
— Этот парнишка — он из замка Гонэл, а у меня давние счеты с тамошней солдатней… Слушай. Был у меня некогда друг и ученик, некий Эахельван. Тролль, и притом из довольно высокой касты. Я многому сумел научить его… Правда, в какой-то момент наши пути разошлись, и он меня покинул. Решил продолжить исследования в другом
— Я никогда бы так не поступил, учитель, — послышался негромкий, благоговейный голос его собеседника.
Церангевин с полным равнодушием пропустил эту фразу мимо ушей.
— Возможно, мы расстались немного… резко, но это не отменяет и не зачеркивает нашей дружбы, — продолжал он.
— Однако этот Эахельван был троллем, учитель?
— Да, я это уже упоминал… Не все тролли — кривоногие плоскорожие чудовища с тупой башкой и примитивными желаниями, как мы привыкли считать. Я не говорю о троллях из высшей касты, даже о Мастерах, вроде Морана… Нет, тролли приличного, хотя и не слишком аристократического происхождения тоже могут обладать довольно тонкими желаниями и сложной душевной организацией. Не говоря уж об интеллектуальных способностях. Вот таким и был мой бывший друг, Эахельван.
— Где он теперь, учитель? По-прежнему в замке Гонэл?
— Они убили его, — сухо произнес Церангевин. И долго, долго молчал. Потом вздохнул и прибавил: — Видишь ли, Гонэл установила над всеми входами в замок особые каменные фигуры. Это барельефы, изображающие разных зверей: дракон, птица, кошка, леопардовая собака — и так далее. Солнце озаряет их попеременно, так что они как будто бы служат для распознавания времени суток. Ну и для украшения — чтобы любоваться. Но имеется еще и третье, главное, их назначение. Как все наиболее важное, оно-то и оставалось скрытым для всех людей и всех эльфов. Знали об этом лишь немногие, и Эахельван — в их числе.
— Что же это за каменные звери? — спросил лаборант.
— Печати, — коротко ответил Церангевин. — Они запечатывают вход в замок любому, в чьих жилах имеется троллиная кровь. Когда Эахельван вошел в замок, зверей этих еще не было, а потом, в одну ночь, они были установлены… И он не покидал больше замка, чтобы не пересекать роковую черту, — до тех самых пор, пока защитница Гонэл не заставила его сделать это.
Денис похолодел. Он хорошо помнил Эахельвана, чудаковатого старика ученого, которого по приказанию защитницы Гонэл притащил в подземелье. Денис тогда чувствовал себя отвратительно. А Эахельван во всем признался и умер спустя два дня. Правда, умер он спокойно, и Гонэл была с ним до последнего вздоха, и даже похоронила его с честью… Но все равно, лучше бы Церангевину не знать всех подробностей этой смерти.
К счастью, хозяин усадьбы действительно не знал о том, что непосредственный исполнитель невольной расправы над Эахельваном — у него в руках. Ну, и на том спасибо.
Интересно все-таки, в чем же Денис успел провиниться? И что они намерены с ним делать?
— Гонэл убила моего ученика и друга, — повторил Церангевин. — Что ж, я отплачу
— Учитель, вы… — Юноша задохнулся, не в силах выразить свое обожание.
— Я не намерен присылать ей ее же собственного солдата по кусочкам, как поступил бы Нитирэн. Нет, я верну его в замок целым и невредимым. И он будет… — Церангевин понизил голос и заключил: — Он будет бессмертным!
Почему-то у Дениса мороз пробежал по коже от этого обещания, хотя в оранжерее, куда они пришли, было душно. Роскошно цвели растения. Денису они вдруг показались пластмассовыми. На некоторых даже лежала пыль.
Мысль цеплялась к разным несущественным мелочам — очевидно, для того, чтобы не задерживаться на главном: какая-то ужасная ерунда творилась с ним самим, с Денисом. Еще вчера он был гостем, собеседником, ему строили глазки прислужницы, а садовники при виде него кланялись. А сегодня он превратился в неодушевленный предмет, на который вообще не обращают внимания.
«Может, я стал синтетическим? — подумал Денис и идиотски хихикнул. — Вроде Пиноккио. А Церангевин — голубая фея наоборот. Все как в мультике, если крутить в обратную сторону».
Ну так вот, думал Денис, что непонятно. На натуральных растениях редко вот так мертво лежит пыль. Растения ведь растут и видоизменяются, так что даже если они запылились, то потом все равно испачканный кусок уходит с прежнего места вместе с отросшим листом или отпавшим лепестком. А эти, если их не вымыть, так и будут стоять пыльные.
Живое — оно о себе само заботится. А мертвое нуждается в постоянном уходе. Поэтому и ходит повсюду горничная с тряпочкой за поясом.
Перед Денисом возник взволнованный юноша. Он был носат, с маленькими, скошенными к переносице темными глазами.
От переживаний его бледная кожа вся пошла пятнами, а волосы взмокли.
Он смотрел на Дениса алчно, но вместе с тем совершенно безразлично, не как на человека, а как на объект приложения усилий и талантов.
— Будь внимателен, — прозвучал голос Церангевина, и Денис, изо всех сил повернувшись в ту сторону, откуда он доносился, увидел хозяина усадьбы. Церангевин обращался не к Денису, а к юнцу с потными волосами. — Я доверяю тебе участие в опыте, потому что вижу в тебе помощника и… возможно, следующего кандидата.
— Я медитировал на темы о бессмертии, как вы и рекомендовали, учитель, — прозвучал срывающийся голос молодого человека. — О том, что это несправедливо… Однако бессмертие для всего живущего… Разве нельзя ограничиться бессмертием для отдельных особей… наиболее достойных и… необходимых в мире? — Он перевел дыхание, покраснев от собственной храбрости.
Церангевин снисходительно усмехнулся.
— В начале моего пути я размышлял приблизительно в том же направлении. Но!.. — Он выдержал выразительную паузу. — Что есть смертный, каким-либо способом сумевший добиться бессмертия лично для себя?