Полмира
Шрифт:
И старуха кивнула на Колючку, которая как раз выползла из канавы и хромала в их сторону, кривясь и ощупывая ушибленную голову. Растрепанные волосы торчали во все стороны под немыслимыми углами.
– Полагаю, нам нужно постричь еще одну овечку. Доздувой показал, что эта копна – уязвимое место.
– Нет.
Колючка бросила наземь свое побитое деревянное оружие и заправила пару прядок за ухо: странное дело, обычно ей было все равно, как она выглядит.
Брови Скифр поползли вверх:
– У тебя множество недостатков,
– Я дала обещание матери, – сказала Колючка, подхватив лепешку и запихивая в рот сразу половину.
Пальцы у нее были грязные, но кому какое дело. Кстати, Колючка могла не одолеть троих парней в схватке, а вот обожрать – легко. В этом Бранд не сомневался.
– Я и подумать не могла, что ты во всем слушаешься матушку, – заметила Скифр.
– А я и не слушаюсь. И вообще она заноза в заднице, матушка моя. Всегда меня донимала: делай то, а не это, потому что так положено, а так не положено. А мне почему-то всегда хотелось делать так, как не положено.
Колючка рвала лепешку зубами, как волк оленя, жуя и разговаривая одновременно. Крошки летели во все стороны.
– Вечно она нудела: а что люди подумают, что мне за то и за се будет, вдруг обидят, и как ей будет за все это стыдно. Ешь так, говори вот эдак, улыбайся так, ссы вот как…
И пока она говорила, Бранд думал о своей сестре. Как она там? За ней же некому присмотреть… И тут он вдруг разозлился.
– Боги, – прорычал он. – Ты хоть одно благословение можешь не считать проклятием?
Колючка обернулась к нему с полным ртом. И, нахмурившись, спросила:
– Это что значит?
И он выпалил – очень уж она его рассердила:
– У тебя есть мать, которая о тебе заботится! И дом, в котором тебя ждут, где тебе будут рады и где ты будешь в безопасности! А ты еще жалуешься!
Тут повисло очень неловкое молчание. Отец Ярви прищурился, а Колл, наоборот, вытаращился, а у Фрора брови вовсе уползли на лоб от удивления. Колючка медленно прожевала и проглотила кусок. Вид у нее был такой, словно ей пощечину дали, – видать, она тоже не ожидала ничего такого. Впрочем, нет, скорее удивленный, ее же Скифр ежедневно лупцевала по щекам.
– Черт, я людей ненавижу просто, – пробормотала она, выхватив из рук Сафрит еще одну лепешку.
Конечно, нехорошо и неправильно было так говорить, но тут Бранд не сдержался:
– Не волнуйся, – и натянул на плечо одеяло, поворачиваясь к ней спиной. – Они тебе точно тем же отвечают.
Да пошли они
Колючка учуяла запах готовящейся на костре еды, ноздри ее зашевелились, и она заморгала спросонья. И тут же почувствовала: что-то не так. Обычно она пробуждалась от нежного пинка Скифр по ребрам.
А может, старая ведьма сегодня просто сжалилась над ней?..
Ей снилось, что голову с одной стороны лижет собака. Выпутываясь из одеял, она пыталась отделаться от неприятного воспоминания.
Над ручьем сидел Колл и, ворча, намывал котелки.
– Доброе утро, – сказала она, зверски потягиваясь.
Спину и руки ломило, ну так и что! В первые дни она вообще разогнуться по утрам не могла – а как же, весь день гребешь, а вечером тренируешься. А тело закалилось, мышцы затвердели, и стала она как хлыст и как ветка – твердая и гибкая.
Колл поднял взгляд, и глаза его широко распахнулись:
– Эээ…
– Знаю. Скифр дала мне выспаться.
И Колючка широко улыбнулась, глядя на реку. Священная – а что, и впрямь подходящее имя. Время шло, и Матерь Солнце сияла ярко и пригревала, в лесу перекликались птицы, над водой лениво жужжали насекомые. Над рекой нависали тяжелые от белых цветов ветви деревьев, и Колючка с наслаждением вдохнула напоенный ароматами воздух – а потом счастливо выдохнула:
– Сдается мне, это начало чудесного дня.
И она потрепала Колла по голове, развернулась и чуть не врезалась в Бранда.
Тот вытаращился на нее со своим всегдашним беспомощным выражением на лице:
– Колючка, у тебя…
– Да чтоб ты сдох.
Она полночи пролежала, придумывая, что б такого обидного ему сказать, и вот пришел долгожданный миг, а на ум пришло только это. Она отпихнула его плечом и пошла к костру, вокруг которого собралась команда.
– Ешьте-ешьте, – наставлял всех Ральф. – Может статься, уже сегодня выйдем к волокам. Вам вся сила понадобится, шутка ли, корабль… эээ…
И тут он осекся, вытащившись на Колючку, которая подошла, ухватила миску и осмотрела ее.
– Ну ты говори, говори, – заметила она.
Они все развернулись и смотрели на нее, и Колючка начала нервничать.
Тут Одда фыркнул, едва не подавившись едой:
– Она подобна щетке, чья щетина наполовину выщипана!
– Агнцу, наполовину остриженному! – добавил Доздувой.
– Иве, чьи ветви наполовину обломаны, – пробормотал Фрор.
– Хорошо сказал, – поддержал Одда. – Поэтично! Ты б почаще рот раскрывал.
– А ты пореже, но штука в том, что я сказал чистую правду.
И тут с реки налетел ветерок, и Колючка почувствовала, что одна половина головы почему-то мерзнет. И она покосилась вниз и увидела, что все плечо засыпано волосами. И она поднесла руку к голове – с опаской. Справа все было как обычно – неумело, кое-как заплетенная косичка. А вот слева… слева торчали отдельные клочки, а так – только щетина прощупывалась. Без волос череп казался странно бугристым, и пальцы ее задрожали.
– Ты спишь на правом боку, – через плечо наклонилась Скифр и ловко подцепила большим и указательным пальцами кусок мяса из котелка. – Я изо всех сил старалась тебя не разбудить. У тебя такое трогательное лицо во сне – прямо как у младенца.