Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг
Шрифт:
— Я открою вам комбинацию к двери погреба мистера Глютца при одном условии. И вот оно: один из вас должен заключить со мной контракт звезды на пять лет.
Магнаты выпучили глаза.
— Слушайте, — сказал мистер Зиззбаум, — не хотите же вы быть звездой!
— Вам это не понравится, — сказал мистер Фишбейн.
— И еще как не понравится, — сказал мистер Шнелленхамер. — В звездах вы же будете глупо выглядеть — неопытная девочка вроде вас. Вот если бы вы пожелали небольшую выигрышную роль…
— Звезда.
— Скажем,
— Звезда.
Троица отступила шага на два и посовещалась.
— Она серьезно, — сказал мистер Фишбейн.
— Глаза у нее, — сказал мистер Зиззбаум, — гранитные.
— Десятки раз мне выпадал случай уронить на ее голову с верхней лестничной площадки что-нибудь тяжелое, и я не воспользовался ни единым, — с виноватым раскаянием сказал мистер Шнелленхамер.
Мистер Фишбейн воздел руки к небу:
— Бесполезно. Передо мной все время плавает образ миссис Фишбейн с восемью кубиками льда на лбу. Так уж и быть! Я сделаю эту девчонку звездой.
— Ты?! — сказал мистер Зиззбаум. — И все заберешь себе? А мне предоставишь вернуться домой и сказать миссис Зиззбаум, что на ее званом вечере сегодня сто одиннадцать гостей, включая вице-президента Швейцарии, останутся без напитков? Нет уж, сэр! Звездой ее сделаю я.
— Я тебя переторгую.
— Не переторгуешь. Разве что мне сообщат, что миссис Зиззбаум лишилась голосовых связок.
— Слушай, — сквозь зубы сказал его собеседник. — В употреблении голосовых связок миссис Фишбейн еще только разогревается, когда миссис Зиззбаум уже захрипит.
Мистер Шнелленхамер, этот холодный ум, увидел, какая угроза над ними нависла.
— Ребята, — сказал он, — если мы начнем торговаться, предела не будет. Есть только один выход: слияние.
Победа осталась за его могучей личностью. И несколько минут спустя к девушке повернулся президент новообразованной корпорации «Идеало-Зиззбаум»:
— Мы согласны.
Не успел он договорить, как до них донесся звук остановившейся перед подъездом какой-то тяжелой машины. Вера Пребл испустила крик отчаяния.
— Дура я, дура! — воскликнула она в смятении. — Я только сейчас вспомнила, что час назад позвонила в полицию и информировала их о погребе мистера Глютца. Это они!
Мистер Фишбейн охнул и посмотрел вокруг, выбирая обо что начать биться головой. Мистер Зиззбаум с кратким пронзительным воплем начал опускаться на пол. Но мистер Шнелленхамер был скроен из более крепкого материала.
— Возьмите себя в руки, ребята, — умоляюще сказал он. — Предоставьте дело мне. И все будет в ажуре. До чего мы дойдем, — добавил он с достоинством, столь же внушительным, как и простым, — если свободнорожденный американский гражданин не сможет подкупить полицию своей родины?
— Верно, — сказал мистер Фишбейн, задержав лоб в дюйме с четвертью от великолепной китайской вазы.
— Верно, верно, — сказал мистер Зиззбаум, поднимаясь с колен и отряхивая
— Только предоставьте все мне, — сказал мистер Шнелленхамер. — Привет, ребята! — продолжал он благодушно.
В гостиную вошли три полицейских — сержант, патрульный и еще один патрульный. Лица у них были суровые, будто вырубленные из дерева.
— Мистер Глютц? — спросил сержант.
— Мистер Шнелленхамер, — поправил магнат. — Но Джейкоб для вас.
Эта дружелюбная нота как будто не смягчила сержанта.
— Пребл Вера? — спросил он, обращаясь к девушке.
— Нордстром Минна, — ответила она.
— Значит, неправильно записали имя. Так или иначе, это вы позвонили нам, что в доме хранятся алкогольные напитки?
Мистер Шнелленхамер весело засмеялся:
— Не стоит верить всему, что говорит эта девушка, сержант. Она превеликая шутница. И всегда была такой. Если она сказала так, значит, просто вас разыграла, как у нее в привычке. Я знаю Глютца. Я знаю его принципы. И сотни раз слышал, как он говорил, что законы его страны для него превыше всего и он никогда не унизится до того, чтобы нарушать их. Вы здесь ничего не найдете, сержант.
— И все-таки попробуем, — ответил тот. — Покажите нам погреб, — добавил он, обращаясь к Вере Пребл.
Мистер Шнелленхамер улыбнулся обворожительной улыбкой.
— Слушайте, — сказал он. — Я как раз вспомнил, что допустил ошибку. Глупейшую. Просто не знаю, как я мог ее допустить. В доме действительно есть небольшая толика этого самого, но я уверен, вы, милые ребятки, не хотите никому устраивать неприятности. При вашей-то широте взглядов! Слушайте, ваша фамилия Мэрфи?
— Донахью.
— Я так и думал. Нет, вы будете смеяться. Я только сегодня утром сказал миссис Шнелленхамер, что мне обязательно надо выбрать время заглянуть в участок и отдать моему старому другу Донахью десять долларов, которые я ему задолжал.
— Какие десять долларов?
— Я не сказал «десять». Я сказал — сто. Сто долларов, Донни, старина, и, конечно, кое-что найдется и для этих двух джентльменов. Ну как?
Сержант выпрямился во весь рост. Его взгляд не смягчился ни на йоту.
— Джейкоб Шнелленхамер, — сказал он холодно, — вам от меня не откупиться. Когда прошлой весной я хотел получить роль в «Колосс-Изыск», меня не взяли, потому что вы сказали, будто я не сексапилен.
Первый патрульный, до этих пор участия в разговоре не принимавший, удивленно вздернул голову:
— Да неужели, шеф?
— Именно. Не сексапилен.
— Это подумать! — сказал первый патрульный. — Когда я пробивался в «Колосс-Изыск», мне сказали, что у меня голос нехорош.
— А меня, — сказал второй патрульный, мрачно глядя на мистера Шнелленхамера, — у них хватило наглости забраковать за мой левый профиль. Поглядите, ребята, — сказал он, поворачивая голову, — есть у меня в профиле какой-нибудь изъян?