Полночь. ХХI век
Шрифт:
Около светофора меня и подловили. Из-за фуры выскочил мужик и как дал битой! Удар бы пришёлся в лицо, но я успел закрыться рукой. Меня не вышибло из седла, как это бывает в кино, но от удара я потерял равновесие. Руль крутануло вправо, велосипед завалился на левый бок, я полетел лицом вперёд, больно ударился о дорогу коленями и руками, а автомат хорошо приложил по челюсти. На меня навалились сзади и прижали к земле. Вырвали автомат. Потом кто-то сильный заломил руки за спину, а другой быстро стянул пластмассовым хомутом. Подняли рывком, и повели в сторону от дороги. Завели в двухэтажный магазин. Всего я насчитал шесть человек. Двое, что вели меня – один
– Смотри, мажор попался! – весело выкрикнул вожак, – У босса такой же костюм. Кучу денег стоит. Ну что, богатая сволочь. Давай, уговаривай нас.
– Я могу вам многое дать. Гораздо больше, чем этот магазин. Безопасность, еда. В дивизии всё это будет.
– В дивизии? Брешешь, пёс. Ты не военный.
– Нет. Но у меня завязки с комдивом Кантемировки.
– Чё ему твои завязки теперь? Дебил. Всё, кончилась ваша власть, мажоры сраные. Бумажки ваши хитрые ничего не значат больше. Дивизия у него, на… Она ещё есть вообще, твоя дивизия?
– Пошевели мозгами. Если кто и сохранил целостность сейчас, так это военные части. Мне есть, что им предложить. Поможешь – зачтётся.
– Даже если это не развод, я не хочу бегать у очередного мажора на посылках. А так будет, если ты с комдивом договоришься. Ненавижу вас, твари богатые. Знаете чё, пацаны? Привяжите его за руки к решётке. И тарелку с тушёнкой поставьте – пусть жрёт, как собака. Без рук. Будет глаз радовать. А как надоест – кормить перестанем…
***
К тушёнке я не притронулся. Правая рука затекла и болела от удара. Если тянуться к тарелке, хомут пережимает её ещё сильнее. Я боялся гангрены.
У мародёров, насколько я успел понять из обрывков разговоров, не было никакого плана. Они просто захватили маленький продуктовый и жрали. Еда закончится, пойдут искать в другом месте. Как саранча. Вожак не мыслил глобально, а жил одним днём. Я постоянно думал, что делать. Пластмассовый хомут давил. С руками за спиной я никак не мог освободиться от этой тонкой полоски – такой ничтожной, но делающей меня абсолютно беспомощным. Понятно, что рано или поздно их кто-нибудь пристрелит. Но к тому времени я точно сдохну от гангрены. Или от холода ночью. «Мы все живём так, как умеем вести переговоры» – фраза всплыла в памяти сама собой. Да. Это мой единственный шанс. Нужно пробовать. Прощупывать их словами. Найти самого умного и попытаться убедить, что их путь – это путь в никуда. Я оставил попытки освободить руки и ждал подходящего момента. Светало. Толстый вышел из магазина и закурил рядом со мной. Я предпринял робкую попытку:
– Парень, можно спросить?
– Завали йот! – он сильно картавил. Отвернулся, нарочито пресекая любые попытки разговора. Но как-то странно он озирался. Сначала я не понял. На улицу тихо вышел худой – второй из тех, кто вёл меня вчера, и подошёл ко мне. Глянул на жирного, и показал головой в сторону остальных. Жирный повернулся ко входу, и уставился туда, продолжая курить. И тут я всё понял. Сейчас начнутся переговоры…
– Что ты собираешься предложить комдиву? Что такого есть у тебя, чего у него нет? – он присел, и говорил всё это мне на ухо. Тихо-тихо…
– Склады продуктов длительного хранения. Сам на таком сижу по работе и знаю адреса всех крупных баз и колхозов Подмосковья.
– Ты так говоришь, будто это твоя дивизия. Что, если комдив просто пошлёт тебя?
– Не пошлёт. Мы с ним старые приятели. Знаю его, как облупленного. Не ведись на вопли краснощёкого, он вас погубит.
Худой и так знал это, я был уверен. Но всё равно лишний раз напомнил. Чтобы показать, что мы на одной волне, и моя альтернатива лучше. Искусство переговоров. Вот сейчас он назовёт свою цену…
– Мы тебе поможем, но возьмём за это трёхлетний запас продуктов на восемь человек. Согласен?
– И куда вы всё это денете? Как попрёте без машин?
– Ты нам поможешь. Дашь людей, сколько надо и телеги. А куда денем – то наше дело.
– А у вас губа не дура.
– Можем просто оставить тебя здесь. Решай.
Это тонны три… Капля в море. Конечно, я готов был отдать и больше, чтобы выкарабкаться. Но нужно было ещё пощупать. Нельзя соглашаться на всё безвольно.
– Я согласен, но на три года – сложно. Да и комдиву это вряд ли понравится. Давай хотя бы два. Ты сам понимаешь, другой бы вам что угодно наплёл, лишь бы выбраться. Я просто врать не хочу.
– Хорошо. Запас на два года. И людей, чтобы доставить всё это. Сейчас я разрежу хомут и уйду в кусты. Не дёргайся. Как выйду – будь готов. Попробуем всех спящими взять.
Чёрт, нужно было на год договариваться! Но и так хорошо. Худой перерезал хомут. Руки закололо от приливающей крови, а ушибленная правая стала ещё сильнее пульсировать.
Через несколько минут худой вернулся и зашёл внутрь. За ним – толстый, поманив меня рукой за собой. Трое, включая краснощёкого с автоматом, спали. Но один бодрствовал. Он увидел меня, и заорал:
– Подъём! Пришлые мажора отвязали!
Все зашевелились. Худой набросился на вожака сзади, когда тот уже стоял на одном колене. Он обхватил краснощёкого ногами, прижался к нему, душил его же оружием, и автомат держал не руками, а локтевыми сгибами, одновременно давя кистями на затылок вожака. Душил со знанием дела. Походил на паука, поймавшего жирную муху, и вцепившегося в неё всеми восемью лапами. Толстый же взял биту и ударом сверху проломил голову одному из только что проснувшихся. Не просто жирный – его плечи были широкими, а руки – толстыми, как медвежьи лапы. Он совсем не раздумывал, и двигался довольно быстро для своего веса, хотя и не так быстро, как худой.
Вожак бросил попытки вырвать автомат руками, и упал на спину, всей своей массой обрушившись на худого. Худой не отпустил, и вожак быстро терял силы. Оборванец, стоявший рядом, сделал пару шагов к ним, но на него набросился толстый, толкнул в стену и принялся охаживать битой. Третий утырок повернулся ко мне, замахиваясь трубой. Я отскочил назад, и труба просвистела мимо. Он шагнул ближе. Я упёрся в стену и подумал, что нужно перейти в ближний бой, но не успел. Он ударил низко и попал в ляжку. Боль пронзила ногу, и я согнул её. Он снова размахнулся и ударил по голове. Я заслонился руками. Труба попала по левой, смела её, онемевшую, и всё же угодила мне в голову – в левую скулу и ухо. Рука смягчила удар, но искры плясали перед глазами, оставляя еле видные полосы за собой, когда я шевелил головой. Всё вокруг плясало. Мой нос чувствовал смесь запаха трубы, металлического запаха моей крови и моего страха. Оборванец замахнулся снова. Выстрел, и он свалился с простреленной головой. Худой сидел на одном колене. Прицелился в меня.