Полночь
Шрифт:
Это забытое Богом место почему-то влекло его к себе.
Он сделал над ним один круг, затем второй.
Вдруг в его голове неизвестно откуда возникла мысль, что в этой старой развалине он может наконец обрести свое счастье, свободу, здесь ему не надо будет ни о чем беспокоиться, не надо будет думать о своих неудавшихся браках, о деньгах на содержание сына.
Через холмы к дому уже приближались люди, их было больше сотни, они уже не шли, а бежали, спотыкаясь, но не останавливаясь ни на минуту.
Джим понимал теперь, почему они спешат сюда.
Жажда!
Бесчисленные ротовые отверстия бесформенного существа пели песнь жажды, и существо знало, что эта жажда вскоре будет утолена. В предвкушении этого момента тело существа содрогалось от возбуждения.
Затем откуда-то сверху к этим судорогам добавилась вибрация, страшная вибрация. Затем жара.
Существо никак не отреагировало на этот жар, так как не имело ни нервных окончаний, ни сложных систем реагирования на боль.
Этот жар не имел для существа никакого значения, за исключением того, что этот жар не был пищей и не мог утолить жажду.
Сгорая в этом пекле, корчась в нем, существо еще пыталось допеть свою песню о жажде, но ревущее пламя уже поглотило бесчисленные ротовые отверстия, и вскоре существо затихло навсегда.
Джоэл Ганович очнулся и обнаружил, что находится в двухстах футах от разрушенного дома, из которого вырываются языки пламени. Пожар был в самом разгаре, пламя поднималось на сто футов в небо, вместе с ним вверх ползли клубы черного дыма. Стены дома, сгорая, рушились вовнутрь, дом словно уничтожал сам себя. Нестерпимый жар опалил лицо Джоэла, заставил его отбежать назад, хотя он и находился на порядочном расстоянии от дома. Удивительно было, как это небольшое деревянное строение могло дать столько пищи для огня.
Он посмотрел на свои руки. Они были исцарапаны в кровь.
Брюки были разорваны на правом колене, а в спортивных туфлях хлюпала жидкая грязь. Джоэл огляделся вокруг и, к своему изумлению, обнаружил, что возле него стоят еще десятки людей в таком же плачевном виде, как и у него самого. Он решительно не помнил, чтобы кто-нибудь уговорил его принять участие в массовом забеге по пересеченной местности.
Дом между тем продолжал гореть, и в этом не было никаких сомнений. Если от него что-нибудь и останется, так это подвал, полный горячих углей и пепла.
Джоэл поморщился и потер лоб.
Что-то случилось с ним.
Что-то… Он же был репортером, а все репортеры страшно любопытны. Что-то случилось,
Джоэл почувствовал озноб.
Глава 41
Когда они вошли в дом Сэма в Шерман-Оаксе, то первым делом услышали, как на втором этаже, сотрясая стекла, на всю мощь ревет музыка.
Сэм стал пониматься по лестнице, приглашая Тессу и Крисси следовать за ним. Они чувствовали себя неловко, но Сэм очень хотел, чтобы они присутствовали при его разговоре с сыном.
Дверь в комнату Скотта была открыта.
Парень лежал на кровати в черных джинсах и в джинсовой куртке. Ноги он положил на подушки, очевидно, так ему было удобнее любоваться на плакаты, развешанные над изголовьем кровати. На плакатах были изображены исключительно «звезды» «тяжелого металла», у некоторых из них руки были по локоть в крови, они были одеты в черную кожу и увешаны цепями. Они походили на вампиров, только что напившихся человеческой крови, один из вампиров держал в ладонях нечто, напоминающее белых отвратительных личинок.
Скотт не слышал, что кто-то вошел. Он, пожалуй, не услышал бы и взрыва бомбы, разорвись она в соседней ванной комнате. Он не слышал ничего, кроме своей музыки.
Сэм сначала замешкался, не зная, правильно ли он поступает. Он вслушался в слова песни, еле слышные за громкой музыкой. Оказалось, что певец советовал своим слушателям убить родителей, выпить из них кровь, а потом «сжечь все к чертовой матери». «Отличная песня, – подумал Сэм. – То, что надо». Он наконец решился. Нажал на клавишу и выключил проигрыватель компакт-дисков на середине песни.
Уязвленный, Скотт так и подпрыгнул на кровати.
– Эй!
Сэм достал компакт-диск из проигрывателя, бросил его на пол и растоптал.
– Эй, ты сбрендил, что ли?
На полках открытого шкафа было расставлено около полусотни компакт-дисков. Сэм рукой смахнул их на пол.
– Эй, кончай шутить, – взвился Скотт, – ты что делаешь?
– То, что собирался сделать уже давно.
Скотт в этот момент заметил Тессу и Крисси, стоявших у двери.
– Черт, а это еще кто такие?
– Это мои друзья, черт.
Сознательно вводя себя в раж, Скотт вскочил с кровати и заорал:
– Какого дьявола им здесь нужно?
Сэм рассмеялся. Он чувствовал почти что радость от того, что делает, от того, что он наконец понял, в чем состоит его долг перед сыном. Он ответил:
– Такого дьявола – они пришли сюда вместе со мной. – И снова рассмеялся.
Сэм сначала пожалел, что заставил Крисси смотреть на это зрелище, но потом, взглянув на девочку, заметил, что она не только не смущена, а, наоборот, хихикает. Он понял, что никакие ругательства и сцены ссор не могут ее удивить после того, что она пережила. После всего, что они видели в Мунлайт-Кове, подростковый нигилизм Скотта выглядел просто смешным и даже отчасти невинным увлечением.