Полночная чума
Шрифт:
Он не оставил попыток вернуть Аликс к жизни даже тогда, когда Каммлер встал над ним, и он уже приготовился к тому, что немец сейчас всадит ему в затылок пулю. Краем глаза он увидел, как Каммлер мысом сапога поддел ногу Адлера — наверно, чтобы проверить, жив тот или нет.
Бринк тем временем продолжал делать Аликс искусственное дыхание. Так прошло две минуты. Затем три. И когда у него уже не осталось сил, чтобы самому дышать, Аликс негромко кашлянула, и он ощутил капельки влаги у себя на шее. Он отстранился от нее, давая ей возможность дышать через нос, потер ей руки
Аликс продолжала дышать и кашлять, кашлять и дышать.
Жива. Наконец веки дрогнули и слегка приоткрылись.
Раскаты грома вдалеке раздавались теперь через регулярные промежутки. Бринк перевел взгляд на небо и отметил про себя, что оно сделалось заметно светлее. До высадки десанта оставался всего лишь час, если не меньше.
Аликс дотронулась пальцами до его лица, и Бринк подумал, какие у нее зеленые глаза!
— Merci, — сказала она по-французски, хотя слово это прозвучало для него скорее как английское mercy. Пощада. Она нужна им всем.
Неожиданно в руке Аликс возник пистолет, который она не замедлила вручить Бринку.
— Пушка жирного боша, — шепнула она в ответ на его недоуменный взгляд.
Бринк взял у нее пистолет, и их пальцы соприкоснулись. Рукоятка была влажной и липкой, но он крепко сжал ее в руке. Судя по всему, пистолет упал в траву, когда Аликс вонзила Адлеру в шею нож.
— И сколько я должен принять? — раздался у него за спиной голос Каммлера. Господи, и как они только о нем забыли? — Доктор, я, кажется, задал вам вопрос.
Стоит ответить, и Каммлер тотчас же всадит в него пулю. Да что там, перестреляет всех до одного! Бринк посмотрел на пистолет в своей руке. Суровый кальвинизм его отца утверждал, что Господь выбирает спасенных, а вот проклятые сами выбирают себе проклятие. И теперь ему ничего не остается, как сравняться с Каммлером в том, что касалось зла. Потому что нет никого другого, кто бы взял на себя этот неблагодарный труд, — ни Кирна, ни Уикенса, ни Эддисона. И даже Аликс, которая за одну ночь успела убить двух демонов. «Теперь твоя очередь», — сказал себе Бринк.
Габбинс попросил у него всего пять минут. И вот теперь он сам должен найти в себе мужество, всего на каких-то пять минут. Что ж, наверно, он сможет.
Он встал и, повернувшись лицом к Каммлеру, нацелил на него пистолет. Он уже забыл, когда в последний раз стрелял из оружия, как минимум, лет девять или десять назад. К тому же, тогда у него в руках была спрингфилдская винтовка его отца, которую тот привез домой с Первой мировой. Как ни странно, рука его не дрогнула, и он нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал едва слышно — сказывалось пространство поля, и он сам удивился ему не меньше, чем Каммлер.
Немец медленно опустился на колени. Пальцы его разжались, и он выпустил пистолет.
— Я не… я не… — прохрипел он. — Ведь мы… мы с вами…
Помнится, именно так боролся с чумой Уикенс. Или Чайлдесс.
Да что там! И Габбинс, и даже Волленштейн.
«И вот теперь и я тоже», — подумал Бринк и вновь нажал на спусковой крючок. Каммлер дернулся, по руке пробежала судорога. Крошечный пузырек выскользнул из его пальцев и, сверкнув
Бринк проводил его взглядом. Пузырек тем временем достиг верхней точки полета и, на мгновение повиснув в воздухе, заскользил по второй половинке невидимой дуги вниз. Не задумываясь о том, что делает, Бринк выбросил вперед руку, и флакон упал ему на ладонь.
Затем к ним, шагая через поле, подошел Эддисон. Свой автомат он успел где-то потерять, зато теперь в его руках была винтовка. Ствол смотрел вниз, приклад зажат под мышкой.
— Где остальные? — поинтересовался Бринк, кладя в карман флакон с бесценным антибиотиком.
— Погибли, — спокойно ответил Эддисон, как будто ничего не случилось. — Кстати, этот все еще дышит, — он указал стволом винтовки на Каммлера.
И правда. Бринк склонился над раненым немцем.
— Помогите, — негромко прошептал тот одними губами.
Бринк убрал полу шинели. Первая пуля вошла в верхнюю левую часть брюшной полости и, по всей видимости, порвала в клочья нижнюю часть желудка или тонкий кишечник. Вторая прошла справа и, когда двигалась вниз, — Бринк отлично помнил, что Каммлер тогда стоял на коленях, — наверняка прошила ему печень. Так что этот парень протянет максимум до полудня, и то при условии, что ему повезет с врачом.
— Помогите мне, — повторил свою просьбу Каммлер.
— Es hat kein Sinn mit den Teufel zu sprechen, — произнес в ответ Бринк, повторив по-немецки слова, которые бросила Аликс Волленштейну. С дьяволом не ведут разговоров.
— И что теперь? — спросил Эддисон, не обращая внимания на раненого Каммлера.
Бринк помог Аликс встать на ноги. Она непременно выживет. Она сильная. Эддисон поможет им найти место, где они могут временно спрятаться, сарай или крестьянский дом. Там они пересидят пару дней, пока на побережье будут кипеть бои. Он сделает ей еще три укола Волленштейнова антибиотика, а к тому моменту, когда у него самого появится кашель, они уже доберутся до Англии, где в их распоряжении будет полученный Кейт актиномицин. И тогда у него появится надежда, что тогда, в Дакаре, Мортон ошибся в том, что касалось чернокожей девочки.
Затем он вынет из чемоданчика намокшие, порванные записи Волленштейна и шаг за шагом, насколько это будет, возможно, пройдет по стопам злого гения. Он произведет антибиотик, die Tiefatmung, причем в больших количествах, чтобы спасти тех, кто, возможно, вдохнул заразу, рассеянную самолетом, который Волленштейну удалось поднять в воздух. Но он приложит также все усилия к тому, чтобы этот антибиотик излечивал от чумы и негров в Дакаре, и индусов в Бангалоре, и, может, даже больных туберкулезом голландских, немецких и норвежских фермеров в Южной Дакоте. Нет, конечно, он не ждет, что его станут превозносить как героя, потому что пять минут его славы уже позади. Утешает хотя бы то, что тысячи исцелившихся перетянут чашу весов, и совесть простит ему того одного, которого он убил здесь, во Франции, и того, кого он намеревался убить в Англии.