Полночная чума
Шрифт:
Зильман умело посадил «шторьх», но крошечный самолетик завяз в грязи, и у них ушло полтора часа на то, чтобы вытащить из нее увязшие шасси. Причем толкать их пришлось голыми руками.
Волленштейн приказал Зильману лететь назад в Шеф-дю-Пон и передать Пфаффу, чтобы тот явился со своими солдатами, а сам направился с летного поля прямиком в городок. Впрочем, не прошло и пары минут, как он заблудился. Черт. Каждая дорога была как две капли воды похожа на предыдущую, и вдоль каждой тянулась живая изгородь, точно такая же, какую он только что миновал. Пару раз ему навстречу
Когда он наконец дошел до городка, пятачок городской площади был до отказа забит людьми. Проталкиваясь сквозь толпу, он ощущал, что народ охвачен паникой, хотя сам не понимал ни слова. Кстати, а где же унтер-офицер крипо? По идее, он должен быть где-то здесь.
Из-за угла показался взвод солдат и вскоре уже был на освещенном пятачке перед открытой дверью лавки. Солдат вел за собой молодой офицер. Можно сказать, мальчишка, которому еще рано бриться. Ветер поднимал из придорожных канав пыль и облаком гнал дальше по улочкам. Волленштейн остановился, чтобы перегородить им дорогу, а заодно протереть глаза.
— Что происходит? — спросил он, когда офицер замер на месте. Солдаты сгрудились у него за спиной. Лица под касками блестели потом, хотя ветер уже сделался холодным. Один, два, пять, восемь солдат, сосчитал Волленштейн.
Он отогнул лацкан, чтобы показать на петлицах руны «СС».
— Волленштейн, штурмбаннфюрер СС. Я хотел бы знать, что здесь происходит?
Офицер даже не потрудился отдать честь. Один из солдат за его спиной, тот, что постарше и с кривым носом, отвернулся и сплюнул на булыжную мостовую.
— Что происходит? — повторил вопрос Волленштейн, а потом не удержался и выпалил: — Вы, случайно, не евреев ищете?
— Здесь нет никаких евреев, — фыркнул офицер. — Мы получили приказ блокировать дорогу, ведущую из города в южном направлении.
— Блокировать дорогу? Но зачем?
— Лейтенант Пенингер, кажется, нам было поручено… — недовольно подал голос немолодой солдат, тот самый, что только что сплюнул на мостовую. Он поправил ремень карабина на плече и холодно посмотрел на Волленштейна.
Пенингер жестом велел ему закрыть рот.
— Мне было приказано блокировать дорогу. Больше я ничего не знаю. Приказано никого не выпускать.
Ветер гнал по улице облако пыли и играл полами грязной шинели штурмбаннфюрера.
— Вы видели полицейского? Из крипо. У его еще на одной руке не хватает пальцев.
Пенингер покачал головой.
— Нет, и если вы не возражаете, — он было сделал шаг в обход Волленштейна. Но тот схватил его за рукав.
— Где ваш командир?
Пенингер обернулся. Свет падал ему со спины, и Волленштейн не видел его глаз.
— У себя на командном пункте. На улице с левой стороны у причала. Пятый дом от конца. Там надпись, так что мимо не
— Проведите меня туда, — Волленштейн пытался говорить спокойно. Он также отпустил рукав лейтенанта. Если здесь нет евреев, значит, сюда пришла чума.
— У меня нет времени.
— Тогда выделите солдата, чтобы он меня проводил, — сказал Волленштейн, указывая на рядового, который только что плюнул. — Я требую.
Пенингер пожал плечами и кивнул.
— Проводи герра штурмбаннфюрера, Матиас.
Солдат шагнул вперед и харкнул снова. Ветер подхватил мокроту, и та приземлилась на грязные сапоги Волленштейна. Штурмбаннфюрер пристально посмотрел солдату в лицо, стараясь его запомнить.
— Слушаюсь, герр лейтенант, — буркнул старый вояка.
— А потом сразу же возвращайся к нам, слышишь? — кинул ему вслед через плечо лейтенант и повел взвод дальше, через толпу, которая тотчас расступалась перед ними, откатываясь назад, словно отлив.
— Герр штурмбаннфюрер, нам сюда, — сказал рядовой и помахал Волленштейну, подзывая его ближе. Волленштейн заметил, как мышцы на лице солдата напряглись, словно тот собрался плюнуть снова.
— Только попробуйте плюнуть на меня еще раз, — сказал он, подходя ближе, — и я посажу твою голову на кол.
Солдат не стал плевать и вместо этого расплылся в ухмылке.
— Слушаюсь, герр штурмбаннфюрер, — произнес он и изобразил церемонный поклон.
Волленштейн бросил на прощание взгляд на толпу. К этому моменту она вновь сомкнулась, поглотив молоденького лейтенанта и его солдат. Волленштейну показалось, будто в толпе кто-то кашлянул.
Когда Кирн наконец обнаружил свой пистолет в углу рядом с больным французом и насухо его вытер, стрелять, увы, было не в кого. Высокий мужчина, запустивший в него бутылкой, и его спутник — вернее, спутница, так как по голосу это была женщина, — исчезли, растворились в темноте, шагнув за дверь в дальней части дома. Кстати, дверь так и осталась открытой, и залетевший в нее ветер пытался загасить стоявшую на полу лампу.
Держа на всякий случай перед собой пистолет, Кирн, спотыкаясь, направился к двери. Никаких шагов, никаких голосов, лишь только шорох ветра в кустах живой изгороди с другой стороны дома. Кирн застыл на пороге и здоровой рукой потер правую руку. На перелом не похоже, но синяк, в том месте, где его задела бутылка, наверняка появится. Неожиданно до него дошло, что он являет собой отличную мишень: его силуэт наверняка четко вырисовывается на фоне дверного проема. Он поспешил захлопнуть за собой дверь.
Юный предатель Пилон лежал на деревянном полу. Кирн вернулся к нему и пальцем повернул голову к себе. Увы, спрашивать мальчонку, как тот себя чувствует, было поздно. Голубые глаза уже подернулись поволокой. На лбу, чуть выше левого глаза, зияло отверстие размером с кукурузное зерно. Сейчас крови в нем почти не было, зато под головой мальчишки уже растеклась лужа. Кирн знал, что, если приподнять мальчишке голову, наверняка вместо затылка там будет кровавое месиво. Кто-то должен сказать мадам Пилон, что ее сын убит.