Полночная разбойница
Шрифт:
Неожиданно для себя она вдруг очень ясно ощутила каждый изгиб, каждую жесткую линию его сильного, крепкого тела, прижимающего ее к боку кареты. Он резко вздохнул и, как ей показалась, едва слышно выругался. Однако через мгновение его дыхание вновь сделалось ровным, и он произнес насмешливо, чуть лениво растягивая слова:
– Вот именно в таком положении я и предпочитаю видеть женщин. Тут уж никакой плащ не скроет всех прелестей женской фигуры.
Дэниела задохнулась от такой недвусмысленной наглости.
– Да как вы... как вы смеете!
Он только рассмеялся
И в то же мгновение воспоминание о другой ночи и о другом мужчине вспыхнуло в ее мозгу. Ужасное воспоминание, такое яркое, что она содрогнулась от отвращения, а ее тело вновь пронзила боль. Все было как тогда – и эта тяжесть мужского тела, и этот ужас, который охватил ее в тот момент, и ощущение полной беспомощности...
Не чувствуя больше ничего, кроме панического страха, Дэниела вновь попыталась вырваться из сильных рук незнакомца. Но, как и в первый раз, сколько бы она ни брыкалась и ни царапалась, он все сильнее сжимал ее в своих медвежьих объятиях.
И тут ночную тишину прорезал жуткий, отчаянный вопль. В нем было что-то звериное, словно смертельно раненная самка выла над телом своего мертвого детеныша.
Мужчина застыл, продолжая сжимать Дэниелу в своих далеко не нежных объятиях. И только теперь, увидев ужас, отразившийся в его глазах, Дэниела внезапно пришла в себя и поняла, что кричала она сама и что теперь ее колотит дрожь, а ноги стали как ватные, так что, если бы незнакомец не держал ее так крепко, она попросту свалилась бы на землю.
– Ад и сто чертей, женщина! Я вовсе не собирался тебя зарезать! Я всего лишь хотел тебя поцеловать!
– Поцелуи ранят сильнее кинжала! – чуть хрипло прошептала Дэниела, все еще дрожа и не в силах прийти в себя.
Несколько долгих мгновений он молча изучал ее лицо, затем тихо сказал:
– Только не мои поцелуи. Не бойся. Я не причиню тебе боли.
Он наклонился и легко коснулся поцелуем ее сомкнутых губ. Чуть отстранился, внимательно посмотрел ей в глаза и, не увидев там больше страха, несколько раз нежно, едва касаясь, провел губами по ее губам. Только после этого он полностью завладел ее ртом. Это был удивительный поцелуй, нежный, бережный, ничуть не похожий на то, что ей когда-то пришлось пережить. Но не успела она прочувствовать его до конца, как он оторвался от ее губ и ласково провел кончиками пальцев по ее щеке. Дэниела закрыла глаза, желая и боясь отдаться этим новым ощущениям. Его прикосновения были легкими и осторожными, словно он ласкал испуганную лань.
Но, возможно, она и была этой испуганной ланью, дрожащей и готовой убежать от первого же резкого движения.
А затем он вновь поцеловал ее.
В его поцелуях не было ничего, что напоминало бы ей о других – жестких, грубых, жадных, вызывающих в ней одно только отвращение.
И постепенно ее страх отступил, сменившись все нарастающим возбуждением, чувством томительной истомы, и Дэниела полностью растворилась в этих новых, неизведанных ею прежде ощущениях. Последней ясной мыслью ее было удивление, что такой
Но через какое-то время его поцелуи стали жарче, нетерпеливее, требовательнее – казалось, он ждал, что она начнет возвращать их ему. И она возвращала... Впервые в жизни ей самой захотелось поцеловать мужчину. И странный жар, охвативший ее от первого нежного прикосновения, теперь разгорался в ней все сильнее.
Он заставил ее чувствовать себя тающим на огне медом.
А когда он наконец прервал поцелуй, она вновь почувствовала, что дрожит, но это была уже совсем другая дрожь, сладкая и томная. Ее колени едва не подгибались, казалось, она так ослабла, что, если бы он ее не держал, она бы не смогла стоять.
Заметив лукавый огонек в сверкающих глазах, который он постарался спрятать за полуприкрытыми веками, Дэниела поняла, что ему прекрасно известно, какой эффект произвели на нее поцелуи. Облизав чуть припухшие губы, она прошептала (при всем своем желании она не смогла бы говорить сейчас громко):
– Кто вы?
Уже не сдерживая больше улыбки, он сказал с ласковой насмешливостью:
– А это уж вы сами постарайтесь выяснить, моя маленькая разбойница! Раз вы упорно не хотите признаваться в том, кто вы такая, я тоже не вижу причины называть себя.
– А что, если я и в самом деле Благородный Джек?
Добрая усмешка в его взгляде внезапно сменилась вспышкой такого гнева, что Дэниела тут же пожалела, что не придержала язык за зубами. И почему его так злит то, что она выдает себя за этого благородного разбойника?
– Вы позорите имя Благородного Джека! – жестко произнес он. – К тому же он никогда бы меня не ограбил!
– Ну этого вы точно не можете знать!
– Могу. Этот человек никогда не грабил ни в чем не повинных путешественников, чтобы обогащаться за их счет. Он отбирал деньги только у богатых бессердечных негодяев, грабивших своих людей, и часто отдавал деньги их же жертвам.
Возмущенная тем, что ее могли заподозрить в том, что она использовала славу и имя Благородного Джека в своих собственных корыстных целях, Дэниела в запальчивости воскликнула:
– Но ведь вы же богаты!
– Да, но это еще не преступление. И уж кем-кем, а безжалостным негодяем я никогда не был. – Внезапно в его глазах вновь сверкнул лукавый огонек. – Хотя, если честно признаться, кое-кто из моих знакомых все же мог бы назвать меня негодяем. – Но, едва зажегшись, его взгляд вновь потух, и он сурово закончил:
– Вы погубили репутацию Благородного Джека. А своими неумелыми действиями сегодня едва не погубили себя. И вообще, этот благородный разбойник, насколько я слышал, грабил, чтобы помогать другим.
– Но ведь и я тоже!
Недоверчиво-скептический взгляд незнакомца не оставлял сомнений в том, что у него на этот счет совсем другое мнение.
– Даже если и так и намерения ваши благородны, хотя я в этом очень сомневаюсь, у вас все равно нет ни умения, ни сноровки заниматься грабежами. И сегодняшняя наша встреча – лучшее тому подтверждение.