Полночная страсть

Кэмпбелл Анна

Но, бросив украдкой взгляд на Антонию, дрожавшую рядом с ним в обшарпанном экипаже, Николас понял, что не желает ей зла. Ему захотелось обнять ее и утешить, заверить, что все будет хорошо.

Хотя, разумеется, он не ждал от будущего ничего хорошего. Черт возьми, а что, если Антония уже носит его ребенка? «Хорошо бы», — злорадно подумал он, чувствуя себя последним мерзавцем. Возможно, тогда Антония не решилась бы так поспешно ответить отказом на его предложение.

Ничего, она еще придет к нему умолять избавить ее от

бесчестья.

Однако в душе Рейнло знал: Антония не станет просить его о помощи. Он никогда еще не встречал такой гордой женщины. Она ни за что не стала бы унижаться перед любовником, как бы тот ни стремился спасти ее.

Карета подъехала к парку, и Антония заговорила, впервые с той минуты, как они покинули дом.

— Пожалуйста, остановимся здесь. Мне удастся избежать вопросов, если я приду отсюда.

— Я провожу тебя до дома, — упрямо возразил Николас, хотя вкрадчивый голос нашептывал ему: «Пусть поступает по-своему, если ей так хочется».

Повернувшись, Антония окинула Николаса пристальным взглядом. Ее лицо, наполовину скрытое капюшоном, казалось печальным и бледным.

— В этом нет нужды.

Николас угрюмо стиснул зубы.

— Нет, есть.

— Как пожелаете, — сдавленным голосом отозвалась Антония.

В тени капюшона он не мог видеть ее лица, но чувствовал, как она дрожит. Антония казалась такой же сокрушенной, как и он сам. Николас надеялся найти в этом утешение.

Но ему стало еще больнее.

Он громко постучал в крышу кареты. Экипаж остановился, резко накренившись. Николас соскочил с подножки, сжимая руку Антонии. Он бросил несколько монет вознице и повел свою спутницу через парк в сторону Керзон-стрит.

Холодный ветерок овевал его лицо, в густых кронах деревьев пели птицы. Утро дышало свежестью перед дневной суматохой большого города. Николас заметил несколько верховых на Роттен-Роу 2 , но слишком далеко, чтобы различить всадников или чтобы всадники его узнали. Аллеи были безлюдны, а на улице уже показались первые торговцы со своими лотками.

2

Аллея для верховой езды в лондонском Гайд-парке.

Антония шла, опустив голову. Никто не узнал бы в ней чопорную компаньонку Кассандры Демарест. Даже погруженная в печаль, этим утром она казалась земным ангелом.

Они подошли к ближайшему от дома Демареста выходу из Гайд-парка, и Антония неохотно замедлила шаг. Боже праведный, если ей так отчаянно хотелось остаться, почему же она ответила отказом? Николас не стал бы упрекать ее, если бы она вдруг передумала.

Напротив поворота на Керзон-стрит они остановилась под конским каштаном. Николасу страстно хотелось проводить Антонию до дверей дома, но это было невозможно.

Она повернулась

к нему. Рейнло приготовился к краткому прощанию, но Антония задержала на нем взгляд, словно пыталась запомнить каждую черточку его лица.

— Поцелуй меня, Николас, — прошептала она.

— Черт возьми, Антония, — прорычал Рейнло. — Что ты со мной делаешь!

В ее глазах блестели слезы.

— Пожалуйста. Я люблю…

У Николаса замерло сердце.

Любит?

Он словно обратился в камень. Затаил дыхание.

Если Антония его любит…

Она прерывисто вздохнула и продолжила тихим дрожащим голосом:

— Я люблю, когда ты меня целуешь. Ты целуешь меня так, будто мир перестанет существовать, если ты остановишься. В эти мгновения я чувствую себя самой желанной женщиной во Вселенной.

Горькое разочарование охватило Рейнло. Он не хотел, чтобы Антония его любила. Он знал: любовь — бессмысленное и опасное чувство. Ему не нужна ничья любовь, а тем более любовь женщины, которая решила его бросить.

Великое множество других женщин клялись, что любят его. Рейнло потерял счет бурным сценам, которые закатывали его любовницы, с неизбежными жаркими заверениями в любви.

Антония не закатывала бурных сцен. Антония просто не любила его. Проклятие!

— Так только мои поцелуи вызывают у тебя подобное чувство? — резко бросил Николас. — Должно быть, я теряю форму.

Щеки Антонии вспыхнули румянцем.

— Ну и остальное тоже. — Она робко улыбнулась. — Однако мне придется удовольствоваться поцелуем.

Николас не стал медлить, ведь Антония могла и передувать. Стремительно, властно, он схватил ее в объятия и прижался губами к ее губам.

У нее вырвался тихий стон, когда Рейнло впился в ее прикрытые губы, его язык проник во влажную глубину ее рта, яростно, страстно, словно желая завладеть ее душой.

Он силился обуздать себя, чтобы наказать Антонию наслаждением. Но когда она выгнулась дугой, обвила руками его шею и ответила на поцелуй, Николас не смог совладать с собой. Ему следовало бы догадаться, что любая попытка покорить Антонию обречена на провал. Слишком силен был пожиравший его голод. Рейнло снова и снова пытался помериться силами с этой женщиной и ни разу не одержал победы. Он лишь все глубже погружался в темную бархатистость, где существовала одна лишь Антония, жар ее тела, страстный призыв ее губ.

Как она могла отказаться от такого чуда? Это казалось чистым безумием.

Николас закрыл глаза и, отбросив капюшон Антонии, зарылся пальцами в ее спутанные белокурые локоны. Он целовал ее исступленно, жадно, словно пил драгоценную влагу из источника жизни. Он сжимал ее в объятиях, мечтая, чтобы это длилось вечно. Сейчас Антония всецело принадлежала ему, пусть всего мгновение. Он желал насладиться сполна этим кратким мигом.

Наконец Антония отстранилась. Медленно, неохотно, но решительно.