Полночный путь

Лексутов Сергей

Горчак протянул руку, пожал маленькую ручонку Унчи, спросил:

— На будущий год не пойдешь с нами на край степи?

Унча помотал головой, сказал медленно:

— Стар я уже, так далеко ходить, да и убыток торговле причинится. Старшего сына с тобой пошлю; он три языка знает, еще и половецкий, с моим товаром в Асторокань ходил уже четыре раза.

Пока развьючивали коней, на берег собралось все население крепостцы, но стояли молча. Видно было, как разбирает всех любопытство, но расспрашивать не решались. Вскоре пришли воины, стояли в сторонке, переминались

с ноги на ногу. Горчак ухмыльнулся, сказал:

— Да не забыл я про вас! — и протянул десятнику кошель с серебром. После чего обратился к толпе: — Эй, народ, кто коней купит? Добрые кони!

Вышел вперед старик, у которого коней и покупали, сказал:

— Однако я куплю… — и назвал цену.

Горчак аж подпрыгнул, заорал:

— Побойся Бога! Это ж вдвое меньше того, что я платил! А лошадки только отъелись в степи, на вольных-то травах…

— Видно, как они отъелись… — пробурчал старик. — Ребра вот-вот наружу вылезут…

Горчак махнул рукой:

— Ладно, кровопийца…

Откуда ни возьмись, появились два отрока и погнали коней в пойменные луга, откармливать после трудного похода.

Наутро проводить путников опять собрались все жители крепости. Горчак только собрался скомандовать спихивать ладью, как с берега набежало народу столько, что все борта облепили. Поднатужились — и ладья легко соскользнула с песчаного берега. При этом половина народу оказалась в речке. Быстро загрузились. Горчак, стоя на корме, замахал руками, закричал:

— Мир вам, добрые люди!

На берегу замахали, нестройно закричали что-то вслед. Горчак задумчиво сказал:

— Князья вечно воюют, делят чего-то… А народу все едино; лишь бы торговать к обоюдной выгоде… Настанут ли когда-нибудь такие времена, что народ будет жить единым целым, под управлением одного царя, как ромеи, например?..

Выбирая свое привычное весло, Звяга хохотнул, сказал:

— Мы не доживем…

Обратный путь до устья был сущим мученьем; ладья то и дело садилась на мели, приходилось всем прыгать за борт, и брести где по пояс, где по колени, и волочь за собой ладью по дну. Чтобы не киснуть в мокрой одежде на уже прохладном ветерке, просто, поскидали с себя все, развесили по бортам, и то грелись на веслах, то охлаждались в студеной водичке. Только на третий день дотащились до устья Самарки, хоть и шли вниз по течению.

Шарап сказал:

— Слышь, Горчак, может, ну его, к лешему, этого борова? Не будем с него виру требовать?

— А я и не собирался… — Горчак ухмыльнулся. — Таким надо силу показать, что, мол, не простой я купец… Мимо пойдем! Припасов где-нибудь выше купим. Там городки сейчас пойдут один за одним…

Грести по спокойной воде было сущим отдыхом, да и ветерок то и дело налетал с полудня, подгонял знатно. Вскоре показалась Казань. Вглядываясь из-под ладони в облитые закатным солнцем стены, Горчак проговорил:

— Здесь отдохнем денек, мне с Хромым Казарином побеседовать надобно…

Сразу от пристани начинался обширный посад, с постоялыми дворами и корчмами, но устали так, что никто не пожелал пойти в корчму; отрядили двоих работников, они

сбегали до ближайшей, притащил жбан вина, жареного барана, еще не остывшего, связку лука, да два каравая хлеба — тем и поужинали. После чего завернулись в шубы и завалились спать тут же в ладье. Большинство ладейщиков поступали точно так же, только кое-кто из купцов предпочитал клопов кормить на постоялых дворах. Пока тепло, чего не поспать, завернувшись в теплую шубу, на свежем воздухе?

Проснувшись утром, наскоро приведя поистрепавшуюся одежонку в порядок, поднялись на кручу берега, по длинному взвозу. По сторонам уже вовсю грохотали в кузницах молоты, скрипели ткацкие станы. Какой-то сапожник лупил сапогом нерадивого подмастерья, визжавшего и причитавшего.

Не спеша шагавший по бревенчатой мостовой Горчак, протянул:

— По-ромейски это называется цивилиза-ация…

Горчак уверенно шагал по улице, уверенно подошел к высоченному, двухэтажному терему, стоящему на каменной подклети, размерами не уступавшему Реутову терему в Киеве, уверенно заколотил сапогом в ворота. За высоким тыном хриплым лаем в два голоса зашлись собаки. Вскоре к воротам кто-то подошел. Калитка рядом с воротами распахнулась — в проеме стоял дюжий мужичина с мечом у пояса, и без особой приязни смотрел на гостей. Горчак смерил его взглядом, сказал:

— Иди, доложи хозяину, что Горчак прибыл…

— Я сам вижу, что Горчак прибыл… — детина нагло ухмыльнулся. — Хозяин занят! Приходи завтра…

Горчак ласково улыбнулся:

— Завтра я должен буду изо всех сил грести вверх по течению, чтоб до ледостава успеть в Киев… Если не доложишь, хозяин тебя плетью попотчует…

Серик сказал:

— Хозяин — само собой… Но дай-ка я этому дураку мозги поправлю, а то, видать, от него только убыток Казарину… — и не долго думая, Серик размахнулся и засветил детине по скуле так, что тот кубарем покатился по двору.

Компания шумно ввалилась во двор. Из амбара высунулся кряжистый человек, с седыми волосами до плеч. Приглядевшись, он выбрался и весь из амбара. Был он великанского роста. Припадая на правую ногу, пошел к воротам, говоря:

— Беда, такого сторожа иметь… Сторож-то он хороший; ночью глаз не сомкнет, да вот мозги у него дырявые. Еще когда Реут письмо прислал, сказал ему, что, мол, придет Горчак — незамедлительно ко мне вести, да забыл напомнить… — оглядев спутников Горчака, улыбаясь, сказал: — А это, никак, Серик, Шарап и Звяга? Знатные воины?

Шарап проговорил:

— Они самые…

— Тогда прошу в терем. Устали, небось, с дороги? Да и истощали на походных харчах…

Купец провел их в горницу, все расселись вокруг большого, гладкого и блестящего стола. Серик провел ладонью по столешнице — она была гладкой, будто заморское стекло. Купец усмехнулся, спросил:

— Што, не видал такого?

Серик спросил потрясенно:

— Это што ж, весь стол стеклянный?

— Да нет, — купец рассмеялся. — Это смола такая заморская. Лаком называется. Когда застывает, делается похожей на стекло. Мне прямо из фряжеской земли целый кувшин доставили.