Полночный путь
Шрифт:
— О чем это вы толкуете?
Шарап смутился, будто сотворил нечто постыдное, пробормотал:
— Да с боем мы с Киева уходили… Два десятка Рюриковых дружинников побили…
Гвоздило рассмеялся, выговорил сквозь смех:
— Да они чего, за дураков вас принимают? Нешто подумают, будто вы вернетесь?
— А может, еще одну погоню снарядили? — веско выговорил Шарап.
— Вот будет им несказанная радость, когда напорются вместо четырех мужиков с бабами да детишками, на полтора десятка матерых вояк! — Гвоздило хохотнул еще, и надолго припал к кружке, пока не осушил полностью.
Шарап спросил:
— С тобой же больше сотни было, куда народ подевался?
— А разбрелись… —
Шарап проговорил:
— Ну, ладно, спать пора. Только, завтра мы не пойдем никуда, кони у нас притомились, дневка нужна. А пойдем послезавтра.
— Ну, послезавтра, так послезавтра… — пожал плечами Гвоздило. — Мы двух сохатых завалили, завтра пир устроим.
Шарап спросил:
— Ты куда спать пойдешь?
— А на конюшню. Тут же не протолкнуться. Не гнать же баб с детишками на мороз?
— Я в санях буду… — и Шарап направился к двери, Звяга, Батута и Ярец потянулись за ним.
Серик, Горчак, Чечуля и Лисица сидели на береговом склоне, обращенном к солнцу, и грелись на ласковом весеннем солнышке. Внизу, на пойме, резвились выпущенные из конюшни кони.
Серик уныло сказал:
— Можа, до ледохода через обе реки успеем переправиться?..
Чечуля пожал плечами, не сразу ответил:
— Пока молодая трава не пробилась, далеко нам не уйти. Много ли сена увезешь на телегах?
— А у нас его и осталось, всего ничего… — пробормотал Лисица.
— До первой травы хватит — и ладно… — отрезал Чечуля.
Серик откинулся на сухо зашуршавшую ломкую прошлогоднюю траву, закрыл глаза. Солнце стояло высоко, за закрытыми веками полыхал алый огонь. Вот и кончился год скитаний. Сколько их еще впереди? Да нет, не много… Не выжить в этих местах без припасов. Если прорубать через леса Полночный Путь, то двигаться придется медленно, по краю лесов. Продвинуться на двести-триста верст, землю пахать, сеять, острог ставить. На следующий год, опять столько же… Да-а… Неподъемное дело затеяли купцы… Рядом зашуршал пергамент, потом послышался голос Горчака:
— А на кой купцам Великий Шелковый Путь?..
— Ты это о чем? — лениво осведомился Серик.
— Ты глянь сюда…
Серик нехотя сел, поглядел в пергамент. Горчак отмерил четвертями пройденный путь, сказал:
— Ты погляди, сколько мы отмахали! А впереди — еще два раза по столько. А может, и еще два раза по столько. Никто не ведает. И все это леса, полные мягкой рухляди. И там люди живут, коим нужны ножи, топоры, рогатины, котлы для варки пищи, иголки, нитки… Да мало ли чего еще?! Да тут богатства на виду лежат! На кой им сдался Шелковый Путь?
Серик проговорил:
— Теперь уж ясно, что Полночный Путь придется пару веков обустраивать, да сначала еще прорубить. Я думаю, ради шелков, да диковинок заморских, купцы решатся на такое дело. Но вот ради мягкой рухляди… Да за коей еще месяцы пути во льдах и снегах…
Горчак твердо выговорил:
— Я решусь. Вернусь, заведу собственное дело. Кое-что скопил за верную службу у Реута. Буду ходить за Урал-камень, с башкирцами торговать. Благо, путь разведал. А там, Бог даст, и в Сибирь дорожку протопчу. Тут в леса убегают такие огромадные реки… Не может быть, чтобы не нашлось водных путей по Сибири…
Серик пробормотал:
— Все равно, мы вернуться не можем, пока всего не разведаем…
— А я и не говорю, чтобы возвращаться прям щас… Второй зимовки мы не выдержим. Щас пойдем по левому берегу малой Оби, до гор, про которые
— Раньше июня все равно никуда не двинемся… — упрямо выговорил Чечуля.
— Июня, июня… — передразнил Горчак. — В середине мая снимемся. И вода в реках уже прогреется, и трава вылезет. Так что, пройдем. Если до сентября Путь не найдем, можно будет уже и не стремиться возвращаться, все одно не дойдем, лучше сразу лечь и помереть без суеты…
— Чечуля нерешительно протянул:
— Дак степняки как-то выживают в этих местах?..
— А ты не видел, как они кочуют? — Горчак саркастически ощерился. — Они кочуют веками по своим веками неизменным путям. Они всегда знают, где кормов хватит, а где — неурожай. Они точно знают, где зимой снегу мало, и скотину можно всю зиму пасти на вольном выпасе…
— Ну, и мы тоже, зазимуем там, где снегу мало… — все еще ерепенился Чечуля.
Горчак раздумчиво протянул:
— Я думаю, таких мест в степях мало, и они давно уже поделены меж родами… И места эти, акын сказывал, лежат по краю степей. Дальше, на полдень, пески начинаются…
Чечуля повернулся к Серику, спросил запальчиво:
— Ну, а ты, Серик, как мыслишь?
— Я мыслю так же, как и Горчак… — лениво протянул Серик. — Снимемся в мае, попробуем обойти горы, что на полдень отсюда. Если не нарвемся на половецкие разъезды, пойдем дальше. Ну, а если нарвемся — придется возвращаться. Через леса так просто не пройти, к тому же без припасов, без корма лошадям… Обрисуем Реуту, все как есть, а там уж пусть купцы сами думают… — Серик уж почти смирился с мыслью, что путешествие окончилось неудачей, и тешил себя надеждой, что он сделал все, что в человеческих силах. А человеку не по силам пройти тысячи верст по диким лесам. Человеку-то, может и по силам, но лошадям не под силу. Не заставишь ведь бедных лошадок есть еловую хвою… Как бы потом все это разъяснить Реуту? А то заартачится, и не отдаст Анастасию…
Остаток марта и половина апреля оказались самыми голодными. Дружинники наотрез отказались есть лошадей. Блестя запавшими глазами, орали, что без лошадей и вовсе гибель. Теперь, те, кто не ездил на охоту, целыми днями просиживали на льду реки, над лунками; ловили рыбешку с помощью немудреных снастей. Благо, запасливый Горчак не забыл прихватить рыболовных крючков, про которые как-то подзабыли, но, слава богам, вовремя вспомнили. Пойманную рыбешку тут же и съедали, не удосужившись сварить ушицы. Весна в этих местах буйной оказалось. Позвизд могуч и задирист; бывало на целые дни запрещал рыбалку, ронял с бороды то мокрый снег, то дождь, то ветры пускал такие, что людей с ног сбивали. Лишь в середине апреля Серику улыбнулась удача; на отощавшем Громыхале он тащился шажком вдоль опушки осинника, кое-где разбавленного березками, как вдруг нос к носу столкнулся с целым стадом лосей. Несколько лосих с годовалыми телятами, во главе с громадным комолым быком, не спеша трусили вдоль опушки Серику навстречу. Ветер дул от них, так что они Серика не чуяли. Завидев всадника, бык громко фыркнул, и замер, шумно втягивая ноздрями воздух. Медленным движением вытягивая стрелу из колчана, Серик отстранено подумал, что лоси прикочевали издалека, наверняка всадника видят впервые в жизни, иначе давно бы уже скрылись в лесу. Для добычи годились лучше всего лосихи и телята, но они стояли мордами к Серику, лишь бык слегка развернулся, подставляя бок. Решив не рисковать, Серик оттянул тетиву до уха, целясь в бок сохатого. Стрела еще не долетела до цели, а Серик уже выхватил из колчана другую, но только успел наложить ее на тетиву. Бык еще валился на землю, а лосихи с телятами маханули в чащобу и были таковы.