Полночный вальс
Шрифт:
Белл застонала: ей следовало предвидеть, что такое случится. Она остановилась, пытаясь заставить себя повернуть на запад, на север, юг, северо-восток — куда угодно, лишь бы не на восток. Однако ноги отказались повиноваться ей, и она побрела вперед, стараясь оправдать свою выходку нелепой причиной: ей известно, как добраться до Блондвуд-Мэнора по большаку, а напрямик, через лес, туда, наверное, и нет дороги.
Белл задумалась. Поместье называлось как угодно, только не Блондвуд-Мэнор. Но даже ради спасения собственной жизни она не смогла бы припомнить его название. Белл потрясла головой и зашагала дальше.
Через час она пожалела о том, что отправилась
Она попыталась сдержать раздражение, вызванное болью, но наконец сдалась и с громким стоном признала поражение перед мозолью. Присев на корточки, девушка провела по траве ладонью, проверяя, сухая ли она. Утренняя роса уже испарилась, и потому Белл без опасений уселась на землю, расшнуровала ботинок и стащила его. Она уже собиралась продолжить прогулку, когда вспомнила, что на ней любимые чулки. Со вздохом Белл приподняла юбку и стащила правый чулок.
Находясь на расстоянии десяти ярдов, Джон не мог поверить своим глазам. Белл вновь бродила по его владениям! Он уже намеревался заявить о своем присутствии, когда Белл вдруг что-то пробормотала, а затем уселась на землю, презрев все правила приличия.
Заинтригованный, Джон скрылся за деревом. За неожиданным поступком Белл последовала гораздо более соблазнительная сцена, чем он смел надеяться. Стащив ботинок, Белл подняла юбки выше колен, открыв его взгляду вызывающую искушение пару стройных ножек. Джон чуть не застонал. В обществе, в котором считалось неприличным обнажать даже щиколотки, подобное зрелище вряд ли назвали бы просто пикантным.
Джон знал, что ему не следует подглядывать. Но стоя за деревом и наблюдая, как Белл стаскивает чулок, он не мог придумать лучшего выхода. Окликнув Белл, он только смутит ее. Лучше, если она никогда не узнает, что он стал свидетелем ее смелой выходки. Джон полагал, что истинному джентльмену хватило бы мужества повернуться к ней спиной, но он уже давно сделал вывод, что мужчины, гордо называющие себя джентльменами, на поверку не всегда оказывались таковыми.
Он никак не мог отвести от нее глаз. Невинность лишь придавала Белл большую соблазнительность, какой лишены профессиональные актрисы. Непреднамеренный стриптиз выглядел еще более чувственным потому, что Белл снимала чулок с мучительной медлительностью — ей, по-видимому, нравилось прикосновение шелка к гладкой коже.
Когда же с чулком было покончено — с точки зрения Джона, это случилось слишком быстро, — Белл вновь забормотала что-то себе под нос. Он улыбнулся. Ему еще не встречался человек, который бы так часто беседовал сам с собой — особенно в столь резком тоне.
Поднявшись, Белл несколько раз оглядела себя, пока ее взгляд не упал на бант, украшающий платье. Она крепко привязала чулок к банту, нагнулась и подобрала с земли ботинок. Джон чуть не рассмеялся, когда она вновь забормотала, поглядывая на ботинок, как на маленькое, но назойливое существо — видимо, девушка только сейчас поняла, что могла бы просто засунуть чулок в ботинок.
Джон услышал ее громкий вздох, а затем Белл пожала плечами и побрела прочь. Джон удивленно приподнял бровь, поняв, что она не возвращается домой, а направляется прямо к его имению. В полном одиночестве. Вероятно, этой дерзкой
Но Джон не мог сдержать улыбку, потому что в одном ботинке Белл хромала почти так же заметно, как он сам.
Быстро повернувшись, Джон направился в глубину леса. После ранения он с рвением фанатика давал нагрузку поврежденной ноге, и в результате научился ходить довольно быстро — почти так же быстро, как человек с двумя здоровыми ногами. Правда, от такого переутомления нога начинала немилосердно ныть.
Но теперь, пробираясь между деревьями, он не думал о последствиях. Прежде всего ему требовалось пересечь лес и перехватить Белл на подступах к Блетчфорд-Мэнору — так, чтобы она не догадалась, что за ней наблюдали.
Джон помнил, что впереди тропа делает поворот, и потому прошел сквозь лес наискосок, проклиная каждое поваленное дерево, через которое теперь был не в состоянии перепрыгнуть. Наконец, когда он вышел на тропу полумилей ближе к дому, колено ныло, а его самого пошатывало от усталости. Положив руки на бедра, Джон на минуту остановился, чтобы перевести дух. Боль простреливала ногу до ступни, любая попытка выпрямиться становилась мукой. Морщась, он растирал колено, пока острая боль не притупилась.
Он поднялся и обнаружил, что успел вовремя. Белл как раз появилась из-за поворота тропы, хромая еще сильнее. Джон поспешно шагнул в ее сторону, делая вид, что все утро прогуливался по тропе.
Белл не сразу заметила его, потому что шла, уставившись в землю и старательно обходя мелкие камешки, которые ранили ее нежную ступню. Между ними оставалось всего десять футов, когда Белл услышала звук чужих шагов. Вскинув голову, она увидела приближающегося Джона. На его лице играла загадочная улыбка — как будто он знал о Белл что-то такое, о чем она и не подозревает.
— Доброе утро, лорд Блэквуд, — произнесла она, складывая губы в улыбку, которая, как надеялась Белл, была чем-то сродни улыбке самого Джона. Но тут же признала свое поражение: у Белл никогда не бывало тайн, а кроме того, приветливый возглас плохо сочетался с загадочной усмешкой.
Не догадываясь о сумятице в голове Белл, Джон кивнул.
— Полагаю, вам не терпится узнать, что привело меня вновь в ваши владения.
Джон вопросительно приподнял бровь.
— Разумеется, я помню, что это ваши владения, — попыталась выкрутиться Белл, — но сегодня утром, выйдя из Уэстонберта, я просто пошла на восток. Не знаю, почему я так сделала, но оказалось, что восточная граница проходит намного ближе к дому, чем остальные. А поскольку я люблю длинные прогулки, вполне естественно, что я пересекла эту границу, но не подумала, что вы будете возражать, — Белл вдруг замолчала. Она болтала чепуху — это было непохоже на нее, и она с досадой нахмурилась.
— Я не против, — просто отозвался Джон.
— В самом деле? Отлично. — На ее лице появилась смущенная улыбка.
Джон ответил ей тоже улыбкой — одной из тех, что могли бы поведать о многом, не будь его глаза столь непроницаемыми.
— А вы не особенно разговорчивы, — заметила Белл.
— Не вижу в этом необходимости. Вы на редкость удачно поддерживаете разговор за двоих.
Белл обиделась.
— Выслушивать такие замечания неприятно. — Она подняла голову. Бархатистые карие глаза Джона, обычно непроницаемые, светились насмешкой. Белл вздохнула. — Но они справедливы. Видите ли, обычно я не бываю такой болтливой.