Полночный всадник
Шрифт:
— Мы готовы к отъезду?
— Si, сеньорита Мак-Коннелл.
Кухарка предложила ей присоединиться к другим женщинам. Рамон между тем взял поводья и вскочил в седло.
— Я готов. Мне не терпится провести ночь в своей постели.
— Как ни странно, я тоже радуюсь возвращению, — сказала Кэрли. — Хотя бы потому, что смогу постирать эту грязную одежду.
Забираясь в двуколку и подобрав подол желтой юбки, она невольно обнажила изящную щиколотку. Рамон стиснул зубы — по телу его прокатилась горячая волна. Подъехав к двуколке, он наклонился, обхватил талию девушки, поднял ее
— Тележка перегружена. Поедешь назад со мной.
Кэрли напряглась, но Рамон сделал вид, что не заметил этого. Если она хочет возбуждать в нем желание, ее постигнет та же участь, внезапно решил он.
— Тебе не нравится ехать на Вьенто? — прошептал он, нарочно задев губами ее маленькое ушко.
Кэрли напряглась еще сильнее, как и он — под своими узкими брюками. Проклиная себя, Рамон все же не отпустил девушку.
— Мне очень нравится Вьенто. — Она подвинулась и села поудобнее. Испанец прижал ее к своим бедрам. — Зато тебя я порой нахожу невыносимым.
— О! Я знаю средство от этого! — Повернув коня, Рамон направился к перелеску.
— Куда ты? Что ты?..
Голос Кэрли оборвался, когда его рука скользнула вверх, к ее груди. Она была округлой, полной. Ему до боли захотелось сжать ее. Пальцы жаждали обхватить эту грудь, заставить сосок отвердеть. Какой он — маленький и плотный или большой и широкий? Подумав об этом, Рамон услышал собственный стон. Когда он прижался губами к пульсирующей жилке на шее, ощутил вкус гладкой белой кожи, острое желание пронзило его.
— Д-дон Рамон?..
В ее голосе появилась неуверенность, которой прежде не было… И что-то еще, слишком ему знакомое. С каждой секундой страсть Рамона нарастала.
— Si, — тихо шепнул он. — Я здесь. Тебя по-прежнему интересует, чего я хочу?
Остановив жеребца за нагромождением валунов, он повернул девушку к себе. Глаза Кэрли округлились, щеки пылали. Откинув ее голову, Рамон провел пальцем по мягкой нижней губе, наклонился и жадно поцеловал Кэрли.
Она вздрогнула и начала сопротивляться, изумленная его дерзостью и полная решимости освободиться. Но неистовый жар требовательных губ уже проник в ее тело и заставил вцепиться в его плечи. Прижавшись к нему грудью, она ощутила, как огонь опалил ее. Язык Рамона коснулся уголка ее губ, словно соблазняя Кэрли раскрыть их.
Девушка застонала, когда его теплый язык проник в ее рот, а в животе разлилось тепло. Сильная рука стиснула ее талию. Господи, все это было как в ее сне!
Нет, совсем иначе! Разве какой-нибудь сон мог сравниться с этим!
Кэрли пошевелилась в седле, ее соски, прижатые к мощной груди испанца; набухли и отвердели. Рамон ласкал ее через блузку, сжимал грудь, мял своими пальцами. Потом рука скользнула вверх и коснулась обнаженной кожи над глубоким вырезом.
— Рамон, — прошептала Кэрли, — пожалуйста…
Хриплый стон вырвался из его горла. Он снова поцеловал ее крепко и страстно, потом отпрянул, учащенно дыша и глядя на Кэрли потемневшими глазами.
Она облизнула распухшие губы, пытаясь преодолеть прокатывавшуюся по телу горячую дрожь.
— Я не думала, что ты хотел… ты не должен… ты сказал, что я в безопасности.
У него заходили желваки.
— Si, querida.
Он развернул Кэрли в седле и молча подъехал к двуколке.
— Сеньорита убедила меня, что ей лучше ехать с вами. — Рамон помог Кэрли спуститься на землю.
Она чувствовала, что ее щеки горят, а сердце стучало так громко, что все, вероятно, слышали удары, но Кэрли подняла голову, расправила плечи и решительно забралась в двуколку. Женщины промолчали. Гнедая потащила тяжелую деревянную повозку по узкой тропе.
Вся трепеща, Кэрли бросила взгляд на Рамона. Он ехал с мрачным, непроницаемым лицом.
Сердится ли он? Если это так, то она надеялась, что его гнев скоро пройдет. Пока она оставалась в Льяно-Мирада, Рамон де ла Герра полностью распоряжался ее жизнью: мог отпустить на свободу или убить.
Или овладеть ею. В любое удобное для него время и где угодно. Он только что доказал это.
Дрожь пронизала девушку — на этот раз холодная и неприятная. Кэрли не забыла, как жесток и безжалостен бывает испанец.
Она помнила и свои ощущения в тот миг, когда Рамон целовал ее.
Господи, если бы она поддалась страсти, дядя никогда не простил бы ее! Кэрли потеряла бы невинность, и дядя Флетчер стыдился бы ее. Возможно, он даже прогнал бы ее. Но Кэрли некуда было идти, не к кому обратиться за помощью. Она боялась думать о том, что может остаться в одиночестве, тоскуя по дому и близким.
Сейчас девушке еще сильнее, чем прежде, захотелось убежать и вернуться на ранчо дель Роблес, К безопасности и новой жизни, которую она только что начала.
Следя за тем, чтобы Кэрли не догадалась, по какому пути удирать, Рамон доставил женщин в лагерь. В дороге Санчес говорил мало, но не раз с осуждением смотрел на него.
— Не упрекай меня, — сказал ему Рамон, когда они остались одни. — Я хотел лишь преподать ей урок, но кое-что понял сам.
— О? И что же?
— Я не могу полагаться на себя, находясь с этой gringa. Sangre de Christo [37] , Педро, я не помню, когда хотел женщину так сильно!
37
Кровь Христова (исп.)
Старый ковбой улыбнулся:
— В американке горит огонь, verdad [38] ? Она красива, горда и сильна. Двадцать лет назад я едва ли устоял бы перед ней. Тебе надо решить, как поступить с этой девушкой, Рамон.
— Чтобы сохранить свою свободу, я должен держать ее здесь.
— Возможно, если бы ты объяснил кое-что… рассказал ей правду… она взглянула бы на все иначе.
Рамон усмехнулся:
— Эта женщина — gringa. Она никогда не примет сторону калифорнийца, враждующего с ее родней.
38
правда? (исп.)