Полное собрание проповедей и поучений

Савва Схиигумен

“Помянух Бога — и возвеселихся”

Из заметок архиепископа Иннокентия Херсонского

Душа наша окована со всех сторон воображением - образ за образом. Эти образы составляют из себя мир воображения. Мир этот крайне много значит для души. Как важно пополнять душу воображениями чистыми! Это все равно как бы кто созидал для себя дом, готовил кушанья, шил платья, собирал библиотеку,- всякий, конечно, старается устроить все эти вещи как можно лучше.

Думаем ли мы об этом?… И как жалко не думать

об этом! Кто день провел в сценах ужасных, отвратительных, тому такие чудовищные видятся сны! Кто жизнь провел в этих сценах - тому что будет видеться по смерти?

Но вот еще замечание: некоторые образы до того овладевают душою, что занимают ее всю-всю ее жизнь. На такие образы крайне нужно обратить внимание. Беда связаться таким образом с образом худым.

От такого пленения в воображении душа лишается самостоятельности все более и более. «Я сам не свой»,- говорят в таких случаях. Этого мало: образ может отнять всю самостоятельность, вывести человека из себя, лишить его сознания. Сколько людей помешалось именно таким образом!

И этого мало. Лишив самостоятельности, образ может вообразиться в человеке, заставить его принять свою личность. Помешанный, вообразив себя собакою, лает, кусает и прочее.

Предел ли тут метаморфозе? Очевидно нет, он может идти далее. До чего? В Серданополе - до оскотнения… Стоит об этом подумать!

Магнетизер приходит в особенное соотношение с душою магнетизируемого и командует ею. Последняя теряет самостоятельность и живет магнетизером. С человеком ли только у человека может быть такое общение? Не может ли быть и с духа ми добрыми и злыми? Добрые, конечно, не злоупотребляют этим, и как это противно порядку вещей, то они не пользуются этою возможностью. А злые? На что они не могут покуситься. И как бедной душе надобно быть осторожной, чтобы не подпасть влиянию духа тьмы!

Я сравниваю природу в отношении к познанию с высокою горою. Кои живут у подошвы ее, те пользуются всеми житейскими выгодами местоположения: тут пристани, рыболовья, пастбища, поля и прочее.

Ученые восходят выше - до средины горы: тут прелестные виды, но все еще удобность жизни.

Горе тем, кои, не удовлетворяясь срединными познаниями, взошли на верх горы или по крайней мере подошли к ее вершине, то есть вступили в область метафизики. Тут все сухо, голо или покрыто льдом. С горы чувственной можно воротиться назад, с высоты же метафизической, если на нее сделан действительный восход, нет возврата.

Правда Божия в природе видимой.

Апостол замечает, что невидимые совершенства Божии, обнаруживаясь в творении, становятся видимыми до того, что внимательный зритель может видеть в природе самую присносущную силу творческую и Божество. О некоторых совершенствах Божиих это так ясно, что не может подлежать никакому сомнению, например: всемогущество, премудрость, благость видны в природе на каждом шагу. Но некоторые совершенства составляют в сем отношении как бы исключение - такова особенно правда Божия.

Кто думает ее видеть в творении,

вне себя? И, однако же, она, будучи одним из основных совершенств Божественных, должна по сему самому отражаться в природе видимой не менее других совершенств. Почему же не замечают ее или не столько, как другие совершенства? Уже потому, что человеку-грешнику замечание сего совершенства не так приятно, как других, например, благости и премудрости; а известно, что менее любимое менее и замечается. Притом для открытия правды нужен праведный взгляд, а в нем тоже не большой избыток у людей грешных.

И, наконец, в самой природе правда Божия открывается менее, нежели другие совершенства. Открываясь во всей силе, она устремилась бы всего более против человека, - а он под кровом милосердия. Посему обнаружение правды приостанвлено до великого дня Суда -и правды и воздаяния. Однакоже открывается!

Человека буквально можно кормить секретами. Знающий секрет уже почитает себя выше других и готов лишиться многого. Поэтому должность секретаря по секретной части приятнее других должностей. Ничем вы так не привяжете человека к себе, как допустив его в свой секрет.

Самое большое несчастье Наполеона во время последней его кампании, мне кажется, состояло в том, что ему было хорошо, лучше, нежели каждому из его армии, в физическом отношении. Потерпи он день-два то, что терпит бедный солдат, или будь покрепче ранен и пострадай от раны хотя неделю, небось мир был бы заключен тотчас и все честолюбивые помыслы ушли бы, как мыши в нору при появлении кота.

Великое дело - нужда физическая!

«Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми?»

Ко всякому идет вопрос сей? Ко всякому, и самому, по-видимому, несчастному. Ибо если есть какие несчастия, то они не от Господа, а или от самого человека, или от людей других. Притом несчастия, какие есть или бывают, касаются только поверхности нашего бытия, а фонд - то, что от Господа,- всегда благо и хорошо. Всякая душа одарена образом Божиим, искуплена Кровию Сына Божия, освящена благодатию Святаго Духа, предназначена к вечному блаженству и поставлена среди мира Божия. И что же в самом деле можно воздать Ему? Благих наших Он не требует. Чего же хочет? Сердца твоего: «Сыне, даждь Ми сердце твое. У тебя все - Мое, но сердце - твое. Я не могу им располагать. Если в самом деле хочешь возблагодарить Меня. То дай Мне сердце. Таким образом, мы составим одно. А то, что дано тебе, получит чрез сие правильное употребление».

«Помянух Бога - и возвеселихся» (Пс. 76)

Одно воспоминание о Боге наполняет душу отрадою и веселием. Ибо с именем Божиим соединено все, что только можно представить великого, премудрого, благого и любвеобильного, отрадно вспомнить среди горя об отце, о наставнике мудром, о друге неизменном, о покровителе могущественном, о враче искусном: Бог есть и Отец, и Наставник, и Друг, и Покровитель, и Врач, пред Коим все земные и наставники, и отцы, и врачи мары и слабы.