Полное собрание рассказов в одном томе.
Шрифт:
Очередь двигалась медленно, мужики без конца «повторяли». Сергей думал.
Босиком она, правда, не ходит, чего прибедняться-то? Ходит, как все в деревне ходят… Красивые, конечно, сапожки, но не по карману. Привезешь, а она же первая заругает. Скажет, на кой они мне, такие дорогие! Лучше бы девчонкам чего-нибудь взял, пальтишечки какие-нибудь – зима подходит.
Наконец Сергей взял две кружки пива, отошел в сторону и медленно стал пропускать по глоточку. И думал.
Вот так живешь – сорок пять лет уже – все думаешь: ничего, когда-нибудь буду жить хорошо, легко.
Сергей пошел в магазин.
– Ну-ка дай-ка их посмотреть, – попросил он.
– Чего?
– Сапожки.
– Чего их смотреть? Какой размер нужен?
– Я на глаз прикину. Я не знаю, какой размер.
– Едет покупать, а не знает, какой размер. Их примерять надо, это не тапочки.
– Я вижу, что не тапочки. По цене видно, хэ-хэ…
– Ну и нечего их смотреть.
– А если я их купить хочу?
– Как же купить, когда даже размер не знаете?
– А вам-то что? Я хочу посмотреть.
– Нечего их смотреть. Каждый будет смотреть…
– Ну, вот чего, милая, – обозлился Сергей, – я же не прошу показать мне ваши панталоны, потому что не желаю их видеть, а прошу показать сапожки, которые лежат на прилавке.
– А вы не хамите здесь, не хамите! Нальют глаза-то и начинают…
– Чего начинают? Кто начинает? Вы что, поили меня, что так говорите?
Продавщица швырнула ему один сапожок. Сергей взял его, повертел, поскрипел хромом, пощелкал ногтем по лаково блестевшей подошве… Осторожненько запустил руку вовнутрь…
«Нога-то в нем спать будет», – подумал радостно.
– Шестьдесят пять ровно? – спросил он.
Продавщица молча, зло смотрела на него.
«О господи! – изумился Сергей. – Прямо ненавидит. За что?»
– Беру, – сказал он поспешно, чтоб продавщица поскорей бы уж отмякла, что ли, – не зря же он отвлекает ее, берет же он эти сапожки. – Вам платить или кассиру?
Продавщица, продолжая смотреть на него, сказала негромко:
– В кассу.
– Шестьдесят пять ровно или с копейками?
Продавщица все глядела на него; в глазах ее, когда Сергей повнимательней посмотрел, действительно стояла белая ненависть. Сергей струсил… Молча поставил сапожок и пошел к кассе. «Что она?! Сдурела, что ли, – так злиться? Так же засохнуть можно, не доживя веку».
Оказалось, шестьдесят пять рублей ровно. Без копеек. Сергей подал чек продавщице. В глаза ей не решался посмотреть, глядел выше тощей груди. «Больная, наверно», – пожалел Сергей.
А продавщица чек не брала. Смотрела на Сергея… Сергей опять посмотрел ей в глаза… Теперь в глазах продавщицы была и ненависть, и какое-то еще странное удовольствие.
– Я прошу сапожки. Мои.
– На контроль, – негромко сказала она.
– Где это? – тоже негромко спросил
Продавщица молчала. Смотрела.
– Где контроль-то? – Сергей улыбнулся прямо в глаза ей. – А? Да не гляди ты на меня, не гляди, милая, – женатый я. Я понимаю, что в меня сразу можно влюбиться, но… что я сделаю? Терпи уж, что сделаешь? Так где, говоришь, контроль-то?
У продавщицы даже ротик сам собой открылся… Такого она не ждала.
Сергей отправился искать контроль.
«О-о! – подивился он на себя. – Откуда что взялось! Надо же так уесть бабу. А вот не будешь психовать зря. А то стоит – вся изозлилась».
На контроле ему выдали сапожки, и он пошел к своим, на автобазу, чтобы ехать домой. (Они приезжали на своих машинах, механик и еще два шофера.)
Сергей вошел в дежурку, полагая, что тотчас же все потянутся к его коробке – что, мол, там? Никто даже не обратил внимания на Сергея. Как всегда – спорили. Видели на улице молодого попа и теперь выясняли, сколько он получает. Больше других орал Витька Кибяков, рябой, бледный, с большими печальными глазами. Даже когда он надрывался и, между прочим, оскорблял всех, глаза оставались печальными и умными, точно они смотрели на самого Витьку – безнадежно грустно.
– Ты знаешь, что у него персональная «Волга»?! – кричал Рашпиль (Витьку звали «Рашпиль»). – У их, когда они еще учатся, стипендия – сто пятьдесят рублей! Понял? Сти-пен-дия!
– У них есть персональные, верно, но не у молодых. Чего ты мне будешь говорить? Персональные – у этих… как их?.. У апостолов – не у апостолов, а у этих… как их?..
– Понял? У апостолов – персональные «Волги»! Во, пень-то дремучий. Сам ты апостол!
– Сто пятьдесят стипендия! А сколько же тогда оклад?
– А ты что, думаешь, он тебе за так будет гонениям подвергаться? На! Пятьсот рублей хотел?
– Он должен быть верующим.
– Когда оклад пятьсот рублей, можно верить. Я бы и то верил.
– Ты бы верил!..
Сергей не хотел ввязываться в спор, хоть мог поспорить: пятьсот рублей молодому попу – это много. Но спорить сейчас об этом… Нет, Сергею охота было показать сапожки.
Он достал их, стал разглядывать. Сейчас все заткнутся с этим попом… Замолкнут. Не замолкли. Посмотрели, и все. Один только протянул руку – покажи. Сергей дал сапожок. Шофер (незнакомый) поскрипел хромом, пощелкал железным ногтем по подошве… И полез грязной лапой в белоснежную, нежную… внутрь сапожка. Сергей отнял сапожок.
– Куда ты своим поршнем?
Шофер засмеялся:
– Кому это?
– Жене.
Тут только все замолкли.
– Кому? – спросил Рашпиль.
– Клавке.
– Ну-ка?..
Сапожок пошел по рукам; все тоже мяли голенище, щелкали по подошве… Внутрь лезть не решались. Только расшиперивали голенище и заглядывали в белый, пушистый мирок. Один даже дунул туда зачем-то. Сергей испытывал прежде незнакомую гордость.
– Сколько же такие?
– Шестьдесят пять.
Все посмотрели на Сергея с недоумением. Сергей слегка растерялся.