Полное собрание рассказов в одном томе.
Шрифт:
Долго в избе было тихо.
– Он есть на карточке? – спросил старик.
– Кто?
– Тот ученый, помирал-то который.
– Академик Павлов? Вот он.
Юрка подал старику книгу и показал Павлова. Старик долго и серьезно разглядывал изображение ученого.
– Старенький уж был.
– Он был до старости лет бодрый и не напивался, как… некоторые. – Юрка отнял книгу. – И не валялся потом на печке, не матерился. Он в городки играл до самого последнего момента, пока не свалился. А сколько
– С похмелья, я без Павлова знаю.
– С похмелья-то с похмелья, но ты же вчера оглушил свою нервную систему, затормозил, а сегодня она… распрямляется. А у тебя уж условный рефлекс выработался: как пенсия, так обязательно пол-литра. Ты уже не можешь без этого. – Юрка ощутил вдруг некое приятное чувство, что он может спокойно и убедительно доказывать старику весь вред и все последствия его выпивок. Старик слушал. – Значит, что требуется? Перебороть этот рефлекс. Получил пенсию на почте? Пошел домой… И ноги у тебя сами поворачивают в сельмаг. А ты возьми пройди мимо. Или совсем другим переулком пройди.
– Я хуже маяться буду.
– Раз помаешься, два, три – потом привыкнешь. Будешь спокойно идти мимо сельмага и посмеиваться.
Старик привстал, свернул трясущимися пальцами цигарку, прикурил. Затянулся и закашлялся.
– Ох, мать твою… Кхох!.. Аж выворачивает всего. Это ж надо так!
Юрка сел опять за учебники.
Старик, кряхтя, слез с печки, надел пимы, полушубок, взял нож и вышел в сенцы.
«Куда это он?» – подумал Юрка.
Старика долго не было. Юрка хотел уж было идти посмотреть, куда он пошел с ножом. Но тот пришел сам, нес в руках шмат сала в ладонь величиной.
– Хлеб-то есть? – спросил он строго.
– Есть. А что?
– На, поешь с салом, а то загнесся загодя со своими академиками… пока их изучишь всех.
Юрка даже растерялся.
– Мне же нечем отдавать будет – у нас нету…
– Ешь. Там чайник в печке – ишо горячий, наверно… Поешь.
Юрка достал чайник из печки, налил в кружку теплого еще чая, нарезал хлеба, ветчины и стал есть. Старик с трудом залез опять на печь и смотрел оттуда на Юрку.
– Как сало-то?
– Вери вел! Первый сорт.
– Кормить ее надо уметь, свинью-то. Одни сдуру начинают ее напичкивать осенью – получается одно сало, мяса совсем нет. Другие, наоборот, – маринуют: дескать, мясистее будет. Одно сало-то не все любют. Заколют: ни мяса, ни сала. А ее надо так: недельку покормить как следовает, потом подержать впроголодь, опять недельку покормить, опять помариновать… Вот оно тогда будет слоями: слой сала, слой мяса. Солить тоже надо уметь…
Юрка слушал и с удовольствием уписывал мерзлое душистое сало, действительно на редкость вкусное.
– Ох, здорово!
– Наелся?
– Ага. – Юрка убрал со стола хлеб, чайник. Сало еще осталось. – А это куда?
– Вынеси в сенцы, на кадушку. Вечером ишо поешь.
Юрка вынес сало в сенцы. Вернулся, похлопал себя по животу, сказал весело:
– Теперь голова лучше будет соображать… А то… это… сидишь – маленько кружится.
– Ну вот, – сказал дед, укладываясь опять на спину. – Ох, мать твою в душеньку!.. Как ляжешь, так опять подступает.
– Может, я пойду куплю четвертинку? – предложил Юрка.
Дед помолчал.
– Ладно… пройдет так. Потом, попозже, курям посыпешь да коровенке на ночь пару навильников дашь. Воротчики только закрыть не забудь.
– Ладно. Значит, так: что у нас еще осталось? География. Сейчас мы ее… галопом. – Юрке сделалось весело: поел хорошо, уроки почти готовы – вечером можно на лыжах покататься.
– А у его чо же, родных-то никого, што ли, не было? – спросил вдруг старик.
– У кого? – не понял Юрка.
– У того академика-то. Одни студенты стояли?
– У Павлова-то? Были, наверно. Я точно не знаю. Завтра спрошу в школе.
– Дети-то были, поди?
– Наверно. Завтра узнаю.
– Были, конечно. Никого еслив бы не было родных – то немного надиктуешь. Одному-то плохо.
Юрка не стал возражать. Можно было сказать: а студенты-то! Но он не стал говорить.
– Конечно, – согласился он. – Одному плохо.
Нечаянный выстрел
Нога была мертвая. Сразу была такой, с рожденья: тонкая, искривленная… висела, как высохшая плеть. Только чуть шевелилась.
До поры до времени Колька не придавал этому значения. Когда другие учились ходить на двух ногах, он научился на трех – и все. Костыли не мешали. Он рос вместе с другими ребятами, лазил по чужим огородам, играл в бабки – и как играл! – отставит один костыль, обопрется на него левой рукой, нацелится – бац! – полдюжины бабок как век не было на кону.
Но шли годы. Колька вырастал в красивого крепкого парня. Костыли стали мешать. Его одногодки провожали уже девчонок из клуба, а он шагал по переулку один, поскрипывая двумя своими постылыми спутниками.
Внимательные умные глаза Кольки стали задумчивыми.
Соседских ребят каждый год провожали в армию: то одного, то другого, то сразу нескольких… Провожали шумно. Колька обычно стоял в сенях своего дома и смотрел в щелочку. Ему тоже хотелось в армию.
Один раз отец Кольки, Андрей Воронцов, колхозный механик, застал сына за таким занятием… Хотел незаметно пройти в дом, но Колька услышал шаги, обернулся.
– Ты чего тут? – как бы мимоходом спросил отец.
Колька покраснел.