Полное собрание рассказов. 1957-1973
Шрифт:
— Ах, да, — вздохнул я. — Театр. Я совсем запамятовал, но, может, в Бостоне вас ожидает провал, все быстро кончится, и мы сможем улететь на Сицилию уже на следующий день после начала гастролей…
— Никакого провала не будет, — возразила она. — Будет успех. Но даже если его не будет, я не могу оставить Нью-Йорк на целых шесть недель в разгар театрального сезона.
— Отлично, — сказал я, — в таком случае проведем наш медовый месяц на Сорок четвертой улице.
— Выслушай меня, — сказала Кэрол, — я хочу нарисовать тебе картину нашей совместной жизни, если мы на самом деле поженимся.
— Ну я-то знаю, как это
— Я хочу, чтобы ты имел в виду одно. Я хочу стать великой актрисой.
— Черт, я не собираюсь из-за этого переживать. Я — человек современный. Если бы на то была моя воля, я бы раскрыл настежь все двери гаремов.
Я, конечно, не имел понятия, как нужно вести себя, когда делаешь впервые предложение девушке, но я никогда не ожидал, что при этом стану откалывать одну сомнительную шуточку за другой, от которой бросало в дрожь.
— Я вот что хочу тебе сказать, — упрямо продолжала Кэрол. — Если я выйду за тебя замуж, то только на определенных условиях. В общем, я беру на себя роль мужчины…
— Послушай, дорогая, — сказал я. — Никто ведь не возражает против избирательного права женщин…
— То есть, я хочу сказать, — продолжала Кэрол, — что я не намерена быть одной из тех околотеатральных девушек, которые потопчут годика два сцену, потом выскакивают замуж, рожают детей и переезжают из города в пригород, и после этого лишь вспоминают до конца жизни, какими актрисами они когда-то были в Нью-Йорке…
— Послушай, дорогая, погоди минуточку, — сказал я. — Никто не собирается переезжать в предместье…
— Главным в моей жизни — сказала Кэрол, — муж никогда не будет. Главным будет моя работа, то есть то, что является главным для любого мужчины в его жизни — его работа. Ну как ты посмотришь на это? Положительно? — хрипло спросила она.
— Класс! — воскликнул я. — Я просто в восторге!
— Пока он еще не появлялся, — сказала Кэрол. — Но обязательно появится. Мой шанс. И когда он появится в непосредственной близости от меня, то будь спокоен, я уж не пропущу его. Я не собираюсь ездить в отпуска, нянчить детишек или организовывать дома игру в бридж. И если мне придется уехать на гастроли с какой-то пьесой на целый год, потому что так нужно, то…
— Ах, моя дорогая леди, — застонал я, — только не сегодня вечером…
Она наконец засмеялась, и мы поцеловались. Потом мы просто сидели с ней, прижавшись друг к дружке, в полузабытьи, и я уже толком не помнил, о чем она мне говорила. Я сказал: «О'кей, все равно все устроится». Она кивнула, поцеловала меня снова, и мы тут же пошли в бар, чтобы отметить такое событие. Мы решили пожениться где-то в июне, к этому времени в любом случае ее спектакль снимут с репертуара.
Когда я прощался с ней у двери, я поцеловал ее, пожелал спокойной ночи, и потом, крепко сжимая ее в своих объятиях, очень серьезно сказал:
— Один вопрос, Кэрол…
— Да, слушаю тебя.
— А что будет, — сказал я, — если ничего не произойдет? Если твой шанс так никогда и не появится?
Она колебалась несколько мгновений. Потом медленно, здраво сказала: «Я буду испытывать горькое разочарование всю оставшуюся жизнь».
Но шанс все же появился, причем всего три недели спустя после нашего разговора, но появился так, как никто не мог предсказать, и он прикончил нас.
Мы с ней говорили по
Двенадцать часов спустя после этого звонка, когда я ушел с работы на ланч, то по дороге купил газету, и там, на первой полосе, увидел фотографию Кэрол. Рядом с ней была помещена фотография человека по имени Самуэль Боренсен, и обе фотографии появились рядом по весьма странному случаю, — этой ночью в четыре часа тридцать минут Самуэль Боренсен был обнаружен мертвым в номере Кэрол Хант в отеле в Бостоне, на ее кровати.
Фотография Самуэля Боренсена часто мелькала в газетах на протяжении всей его жизни, — вот он, улыбающийся, стоит на трапе самолета перед вылетом в Европу на очередную конференцию; вот он, как истинный патриот, выступает с речью на банкете лидеров американской индустрии; вот он с торжественным видом получает ученую степень на церемонии по случаю начала учебного года. Он был одним из тех людей, которые постоянно перемещаются с места на место в рекламных целях, произносят речи, делают всевозможные заявления, в общем чем-то руководят. Я никогда его не встречал прежде и не знал, что они знакомы с Кэрол.
Я внимательно изучил фотографию. Красивый, полный, крепко сбитый мужчина, который явно знает себе цену. Я прочитал статью под фото и узнал, что ему было пятьдесят лет, что он женат и у него почти взрослые дети, которые живут в Палм-бич. По мнению корреспондента, Кэрол — привлекательная молодая блондинка, которая в настоящее время играет в спектакле «Миссис Ховард», премьера которого должна состояться в Нью-Йорке через две недели.
Я выбросил газету в урну, вернулся домой и позвонил в Бостон.
Я был удивлен, как быстро меня соединили с номером отеля Кэрол. Я считал, что сейчас, когда ее фотографии появились на первых полосах многих газет, до нее будет невозможно дозвониться.
— Да, слушаю, — ответила она своим спокойным, мелодичным голосом.
— Кэрол, это я, Питер.
— Ах, ты.
— Не приехать ли мне к тебе? — спросил я, стараясь, чтобы в моем голосе не проскальзывали нотки осуждения или какого-то вывода вообще.
— Нет, — ответила она, — не стоит.
— Ну, — сказал я, — в таком случае, прощай!
— До свидания, Питер.
Я положил трубку. Я выпил, позвонил на работу и сказал, что меня не будет десять дней. Я уезжаю из города.
Я ведь рассказал на работе о своей помолвке, и они все читали газеты, поэтому никто из начальства не возражал. «Давай поезжай», — напутствовали меня.
Я сел в машину и поехал в штат Коннектикут, в небольшой городок, где был очень приятный отель, в котором я останавливался прежде, летом, и где завтракал. Я там оказался единственным постояльцем и проводил все свое время за чтением, совершал прогулки, разглядывал голые ветки деревьев на фоне зимнего, неживого пейзажа.