Полное собрание рассказов

Воннегут Курт

Тогда я пошла в дамскую комнату и дала волю слезам. Плакала и плакала, никак не могла остановиться. Он раздавил мое счастье, как таракана. Не понимая, что делаю, я крутила на пальце обручальное кольцо, снимала и вновь его надевала. А потом бедное старое колечко вдруг звякнуло и упало в раковину.

— Разве нельзя было как-то его достать? — спросила Рейчел, бессознательно нащупывая свое собственное обручальное кольцо.

— Все эти три дня Артур работал бок о бок с французскими сантехниками, — ответила Мари, — не считаясь с расходами. Когда рабочие Лувра хотели прекратить поиски, Артур дал им денег, чтобы они продолжали

работу. Он исследовал Париж под землей, а я — на поверхности, и это были лучшие дни в нашей жизни. Он вылез из канализационного люка, говоря по-французски, как настоящий парижанин. Прошлым вечером его новые друзья устроили для нас прощальную вечеринку. Они подарили ему корону, а мне — ожерелье из трубопроводной арматуры, и назвали нас королем и королевой парижской канализации. Если подумать, кто мы такие и кем были всегда, — добавила старая Мари Футц, — я и мечтать не могла о более высокой чести на закате жизни. Теперь я рада, что вернусь на Грейсленд-авеню и больше никогда не тронусь с места.

В окне показались руины фабрики, которую разбомбили во время Второй мировой войны. Оранжевоволосая Рейчел посмотрела на эти не подлежащие восстановлению развалины и сказала:

— Думаю, Париж дает каждому то, за чем он пришел.

И снова прелестная девушка не смогла не включиться в беседу.

— А разве это касается не любого чужого города? — спросила она.

— Я никогда раньше не встречала города, который позволяет человеку быть таким разным, — ответила Рейчел. — На всех парижских вокзалах должны быть надписи на всех языках: «Это сон. Не бойся совершать глупости, о которых мечтаешь, и увидишь, что получится». — Она тронула свои волосы. — В любую минуту я могу проснуться, и мои волосы вновь станут черными.

— По-моему, вы очень привлекательны и в таком виде, — великодушно заметила Мари Футц.

— Привлекательна? — с болезненной иронией отозвалась Рейчел. — Сейчас расскажу вам, как я привлекательна. Как привлекательны мы оба, я и Гарри.

В Париже мы с ним решили пойти каждый своей дорогой, исполнить свои собственные мечты. Гарри встретил миленькую шлюшку, которая дала ему столько любви, сколько никогда не могла дать я. Это обошлось ему в пятьсот долларов, наручные часы и запонки. Когда у моего мужа закончились деньги, девчонка позвала своего дружка, и тот избил его до полусмерти.

Мой путь заключался в том, чтобы выяснить, насколько я еще привлекательна. В результате большую часть этих трех дней я пряталась в своем гостиничном номере от мужчин, которых привлекаю: коридорных и пьяниц старше шестидесяти.

Поезд сбавил ход на станции, но не остановился, а медленно проплыл мимо кирпичной стены с огромной надписью мелом: «Янки, убирайтесь домой!»

Теперь Рейчел с Мари ждали, что своими приключениями поделится юная прелестница. Однако она так ничего и не рассказала — ни им, ни кому-либо еще. Не горела желанием рассказывать, потому что не знала, гордиться или стыдиться. Ее рассказ подтвердил бы слова Рейчел, но она больше сочувствовала Мари Футц, история которой тоже была связана с обручальным кольцом.

Девушку звали Хелен Донован. Несмотря на кольцо, она никогда в жизни не была замужем. Не так давно Хелен стала помощником библиотекаря в американском посольстве в Лондоне, и воздух Бостона еще не выветрился из ее легких. Она находилась вдали от дома ровно шесть недель — достаточный срок, чтобы успеть влюбиться в молодого

человека, которого звали Тед Эшер. Она была так влюблена и находилась так далеко от дома, что согласилась поехать с ним в Париж. Однако смогла отважиться на такое путешествие лишь после покупки обручального кольца, чтобы все видели: она замужем. Ее парижской мечтой были брачные узы, а мечтой Теда — легкая, беззаботная любовь. До смерти напугав друг друга, юная парочка рассталась, причем добродетель Хелен не пострадала.

В купе протиснулся старик Футц. Выяснилось, что Гарри занял у него небольшую сумму и отправился в вагон-ресторан за черным кофе.

— Скоро очухается, уже почти совсем протрезвел, — доложил старик.

— А что он говорил обо мне? — поинтересовалась Рейчел.

— Сказал, не понимает, как такая прекрасная женщина столько времени терпела такую задницу, как он, — ответил Футц.

Окрыленная Рейчел помчалась в вагон-ресторан за Гарри. Ресторан был еще закрыт, но по просьбе Гарри его открыли. Рейчел впустили только после долгих объяснений.

Старик Футц был прав: Гарри почти протрезвел.

— Привет, — сказала Рейчел, садясь напротив.

— Привет, — ответил Гарри.

— Это всего лишь я.

— Мне кажется, я смог бы, если бы и ты…

Вместо ответа Рейчел взяла его за руку.

— Я тут сижу и думаю всякую чушь. — Гарри закрыл глаза и ущипнул себя за нос.

— В смысле?

— Кто знает, мы могли бы однажды даже влюбиться.

— Я больше не люблю себя, как раньше, — сказала Рейчел.

— Я тоже очень сильно разошелся со своим «я». И вряд ли буду с ним когда-либо разговаривать.

— Может, мы смогли бы утешить друг друга после разрыва отношений со своими «я»? — предложила Рейчел.

И они стали утешать друг друга. По дороге из Кале в Дувр все принимали их за молодоженов — немного потрепанных, но самых настоящих.

На другом конце парома Мари Футц освободила от упаковки гипсовую модель Эйфелевой башни высотой в два фута — сюрприз для мужа. В башню был встроен барометр, сделанный в Японии, и старый Футц сразу обратил внимание, что тот навечно застрял на отметке «ураган».

— Дорог не подарок, а внимание, — сказал он. — Большое тебе спасибо.

На корме стояла в одиночестве Хелен Донован, завороженная кильватерной струей. Девушка сняла поддельное обручальное кольцо и бросила в сторону Франции. Это увидел стоявший неподалеку француз. Он подошел и сказал:

— Пардон, мадам, от моего взгляда не укрылся ваш драматический жест.

Его звали Гастон Дюпон, и он продавал автомобили «Рено». Гастон собирался хорошенько повеселиться в Лондоне, который считал самым развратным городом в мире. Он подумал, что поймал удачу за хвост, встретив симпатичную девушку, так кстати выбросившую в море обручальное кольцо. Однако жестоко ошибся: Хелен решительно отвергла его завуалированные непристойные предложения.

Прибыв в Лондон, бедный Гастон, отвергнутый Хелен, угодил в переплет и был обобран с поистине королевским размахом. Особенно постаралась некая Айрис с Пиккадилли. После трех дней в Лондоне Гастон выглядел куда хуже, чем Гарри Буркхарт в Париже.

Хелен Донован начала писать роман о своих трех днях в Париже. Но уже первые две строчки положили конец ее затее. «Любовь — странное чувство, — написала она, — и я пока не считаю себя достаточно взрослой, чтобы ее понять».