Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 2. Стихотворения. Поэмы (1910–1913)
Шрифт:
4, автографы 1, 2
Перед волей железной моей.5, автограф 2
Как ты вновь прибегаешь к обману?6–7, автограф 1
Притворяешься тихим; но лишь Я забудусь: «Работать не стану,7, автограф 2
Я забудусь — «работать не стану,8, автограф 1
Не хочу,8, автограф 2
Не хочу, не могу» — говоришь?9, автограф 1
«Подожди, вот засну, и наутро,12
Как тогда, как в былые года...»26, «Гиперборей»
В ту ночь в далеких горах,автографы 1, 2, 3
без загл.
2, автограф 1
И, трепеща застежки расстегнуть2, автограф 2, 3
Там было тихо, тихо и темно,3–5, автограф 1
В тоске старалась вспомнить что-нибудь Иное — розы, краски небосклона, Могучий мавр, высокий как колонна,5, автограф 2
И черный мавр со взорами дракона6, автограф 1
Ей дерзко руку положил на грудь,6, автограф 2
Весь вечер пивший красное вино,7–8, автограф 1
И на постель осмелился толкнуть И обнажить нетронутое лоно.7, автограф 3
К ней подошел, он ждал ее давно,8, автографы 2, 3
Он не услышит девичьего стона.9–11, автограф 1
Напрасно стон плачевный «подожди» Из полусмятой вырвался груди, В глазах сверкнули слезы... было поздно.11, автограф 2
Его стальные руки... было поздно.11, автограф 3
Его стальные руки, было поздно.13
— О верно в час, когда шумит война14, автограф 1
Такой же он загадочный и грозный».14, автограф 3
Такой же он загадочный и грозный.43, «Современник», «Россия в родных песнях»
Уйти? Но разве любишь новое«Современник»
без посвящ.
3
Тогда9
«Ах, хорошо б теперь сидеть в кафе счастливом,19
Смотреть на бисер звезд; ведь очень небогато24
Чем усмирить Души мятежной торжество.29
Пускай ушей и глаз навек замкнутся двери,31
А после будешь ты растеньем или зверем...Комментарии
В творческой биографии Гумилева период с апреля 1910 г. по декабрь 1913 г. отмечен чрезвычайно интенсивными поисками новых идей и форм, позволяющих преодолеть «инерцию» традиций символизма. Это время обретения идейной и поэтической самостоятельности, превращения поэта из «ученика» В. Я. Брюсова и Вяч. И. Иванова в «мэтра» новой, противостоящей символизму литературной школы — акмеизма.
В марте-апреле 1910 г. Гумилев участвует в дискуссии, развернувшейся вокруг докладов Вяч. И. Иванова «Заветы символизма» и А. А. Блока «О современном состоянии русского символизма», прочитанных в московском «Обществе свободной эстетики» и петербургском «Обществе ревнителей художественного слова». Иванов и Блок стремились сформулировать своеобразный «катехизис» обновленного символизма, «теургического символизма», который, по мнению докладчиков, должен вспомнить «о священном языке жрецов и волхвов», обратиться в «ознаменовательное тайновидение прирожденных формам соотношений с высшими сущностями и в священное тайнодействие любви, побеждающей разделение форм, в теургическое, преображающее “Буди”» (Иванов Вяч. И. Заветы символизма // Иванов Вяч. И. Родное и вселенское. М., 1994. С. 189). «Основная мысль — искусство должно служить религии», — резюмировал содержание выступлений Иванова и Блока В. Я. Брюсов (см.: Брюсов В. Я. Дневники. М., 1927. С. 142). «В нашем кругу, у экс-декадентов, великий раскол, — писал тогда же Брюсов П. П. Перцову, — борьба “кларистов” с “мистиками”. Кларисты — это “Аполлон”, Кузмин, Маковский и др. “Мистики” — это московский “Мусагет”, Белый, Вяч. Иванов, Соловьев (имеется в виду С. М. Соловьев. — Ред.) и др. В сущности, возобновлен дряхлый-предряхлый спор о свободном искусстве и тенденции. Кларисты (от фр. clair — светлый, ясный; термин “кларизм” вошел в литературный обиход 10-х гг. XX века после выхода статьи М. А. Кузмина “О прекрасной ясности” (1910). — Ред.) защищают ясность мысли, слога, образов, но это только форма, а в сущности они защищают “поэзию, коей цель — поэзия”, как сказал старик Иван Сергеевич (Тургенев. — Ред.). Мистики проповедуют “обновленный символизм”, “мифотворчество” и т. п., а в сущности хотят, чтобы поэзия служила их христианству, была бы ancilla theologiae (служанка богословия (лат.). — Ред.)» (Печать и революция. 1926. № 7. С. 46).
Судя по сохранившимся материалам, Гумилев с самого начала оказался в оппозиции к «теургам», прежде всего — к Вяч. Иванову (см.: Кузнецова О. А. Дискуссия о состоянии русского символизма в «Обществе ревнителей художественного слова» (Обсуждение доклада Вяч. Иванова) // Русская литература. 1990. № 1. С. 200–207). В апрельском номере «Аполлона» (№ 7) за 1910 г. появилась статья Гумилева «Жизнь стиха», положения которой прямо перекликаются с будущими акмеистическими установками. Одной из важнейших эстетических идей, сформулированных Гумилевым, было положение об отчуждении произведения искусства от его создателя. По мнению Гумилева, «смысл» художественного произведения определяется читателем сугубо произвольно, а потому художник не может и не должен прогнозировать «содержательное» воздействие произведения. В противовес излишне «рациональным», «искусственным» созданиям поэтов, «увлеченных посторонними искусству соображениями» (т. е. — символистов), Гумилев выдвигает идеал ст-ния, которое «должно являться слепком прекрасного человеческого тела», т. е. быть формально совершенным: «Гомер оттачивал свои гекзаметры, не заботясь ни о чем, кроме гласных звуков и согласных, цезур и спондеев, и к ним приноравливал содержание» (ПРП 1990. С. 46).