Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 1. Дневники - 1939
Шрифт:
(Продолжаю 24 февраля в 7г час. утра, вторник.)
Вследствие разговора вчера (в понедельник) мне кажется, что я не так влюблен, как раньше, но, как бы то ни было, я вчера весь вечер думал о ней, и эти мысли не давали мне уснуть весьма долго — я беспрестанно просыпался, и как проснусь — она в мыслях. Меня огорчают две вещи в ее разговоре: 1) «получите ли вы место в университете?» 2) «разве все мужья любят своих жен, а жены мужей? довольно привязанности». — Это меня огорчает: теперь я вижу, что мне нужно любви. В
Я должен был обедать у Кобылиных и потом играл в карты ради Катерины Николаевны, которая, бедная, весьма похудела 428 и которую мне было весьма жаль, так что я в самом деле с участием смотрел на нее. Наконец, около 6 часов пришел Ал. Ник. іі можно было обойтись без меня. Я тотчас отправился к О. С. — мод тем предлогом, чтобы узнать о здоровьи Ростислава, но в самом деле, чтобы увидеть ее и спросить, когда можно будет говорить с нею. Ростислав спал, я вышел в ее комнату, — снова ее голос послышался из-за ширмы.
«Можно взойти?»
«Нет нельзя», — и она вышла.
«Ольга Сократовна, я пришел попросить вас сказать мне, когда можно будет мне поговорить с вами».
кЕсли хотите, говорите и теперь. Сядемте».
И мы сели. Она к дверям их кухни с короткого бока стола, я с длинного.
«Я в четверг говорил весьма глупо, так что мне совестно; но что же делать? Я не мог говорить так, как бы мне хотелось тогда, потому что у меня было сомнение относительно моего здоровья».
«А теперь вы поздоровели?»
«Да, я был у одного доктора».
«Конечно, у Стефани, потому что он модный».
«Нет, потому что с ним я несколько знаком, видя его у Кобылина. Итак, я был у Стефани с просьбою посмотреть мою грудь— она весьма низкая и иногда болит; особенно я не могу писать — я думал, что это может быть начало болезни».
Она смеялась — и вообще наш разговор был очень испещрен моими просьбами не смеяться.
«Ну, что ж он вам сказал? Что у вас нет чахотки?»
«Не только сказал, а [и] сказал так, что я уверен в том, что он меня не обманывал».
(О, как сильно начинает мне хотеться снова видеться с ней, чтоб переговорить хорошенько! Я должен сказать ей между прочим, что мне нужна любовь, что без любви ее я буду несчастен; я должен сказать ей, что я сам должно быть в самом деле люблю ее, потому что, несмотря на то, что ревность решительно не в моем характере, я чувствую, что ревную ее, хотя без всякой причины конечно, т.-е. не то, что ревную, а мне завидно, мне жаль, если она хоть частичку своей мысли обратит с любовью на другого.)
(Продолжаю в 9г часов.)
«… Так что я уверен в том, что он меня не обманывал, мало того: посмеялся над
«Ну, итак, теперь вы спокойны?»
«Не смейтесь, пожалуйста. Да, теперь я во всяком случае уверен, что во мне нет никакой болезни, которая Вела бы к скорой смерти. Итак, я теперь спокоен за себя и теперь прошу вас быть моей невестой. Согласны ли вы?»
«Да это будет еще на следующую зиму в генваре».
«Я надеюсь воротиться раньше. Мне нужно только выдержать магистерский экзамен, это я кончу в 2 месяца. (Сейчас только я вспомнил, что тут рождественский пост, и что если это не будет в начале ноября, то должно быть отложено до генваря.) Итак: если не явится человек лучше меня, вы будете моею женою?»
«Папенька дал мне полную свободу выбирать, но все-таки это зависит не от одного моего согласия. Вы должны переговорить с папенькою».
«И это зависит от вас. Я сделаю это, когда вам будет угодно. Но вы согласны? Даете мне свое слово?»
«Даю».
«Когда я должен переговорить с Сократом Евгеньевичем, зависит от вас: перед отъездом моим или по возвращении. Если вам так кажется нужным, — даже теперь, хотя, по моему мнению, это не годится — это значило бы слишком рано связывать вас».
«Конечно, теперь рано еще. Но пойдемте к маменьке. Она хочет вас видеть».
Мы встали.
«Так я могу надеяться на вас?» — и я взял ее руку в свою.
«Можете».
В коридоре попался Сократ Евгеньич в рваном халате и поступил почти как Венедикт — чуть не убежал и едва поклонился, когда она сказала: «Папенька, рекомендую вам М-г Чернышевского».
Мы взошли в зал.
«Долго мне сидеть? Недолго?»
«Конечно, недолго».
Анна Кирилловна сидела в зале. Она умная женщина. Я не знал, как кончить разговор, и просидел более получгіса. Наконец (она через 10 минут ушла), она выручила меня, введя Тыщенку. Я раскланялся. Теперь мы вышли в зал и сели снова на прежнем месте, где сидели тогда, только с тою разницею, что я сел к столу, она налево от меня.
Да, при самом начале разговора я сказал:
«Вот вы видели вчера, как я неловок: я даже нс сумел поговорить с вами. Не будете ли вы стыдиться такого мужа?»
«Да, что вы неловок, нельзя не сказать; но разве мне нужно франта? Я не буду ни выезжать, ни танцовать».
«Скажите же, будете вы завтра на бале? Если будете, буду и я, чтоб полюбоваться вами».
«В самом деле? Хороша я была на вчерашнем бале! В своих голубых шу (choux), которые, как сказали мне, вовсе не идут ко мне».
«Я не знаю, идут ли они к вам или нет, но вы вчера были царицею бала».
«Ну, долго вы засиделись. Уж я привела Тыщенку, чтоб выручить вас. А уж маменька вас полюбила, и я думаю согласилась (>ы, если бы вы даже теперь сделали предложение».