Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги
Шрифт:
И если продолжать эту линию биографии теперь уже пятидесятисемилетнего человека, надо сказать: нашлись и тут, на Донце, люди, которым дела Нечаева были докучливы и непонятны. «Зачем? С нас, что, планы по зайчатине кто-нибудь требует?» В этот раз заступился секретарь райкома партии Александр Александрович Акишев, выбравший подходящее время и подходящее место сказать: «Нечаев делает важное дело, надо ему не мешать, а всячески помогать». Вскоре Нечаев получил орден за охрану природы.
Но постоять за себя и за дело Нечаев умеет и сам. И характер бойца дело его заставляет
Ваши, говорю, люди на Донце балуются. Недовольны. Кому приятно слышать, как тебя называют козлом в капусте. Твое дело, Нечаев, говорят, суша. Зачем на реку лезешь? Ах, так! Тогда, говорю, сейчас же сети в Москву, в министерство ваше отправлю. Сразу тон изменили, потому что знают, я и в самом деле отправлю».
Непримиримость, напористость в этом характере сочетаются с поразительной, почти детской доверчивостью к людям. И еще черта — добродушие, легкий веселый нрав. Пачки писем Нечаева я держу под рукой, если надо встряхнуться, начинаю их перечитывать. Вопросы, новости, шутки, размышления с пятью восклицательными знаками в нужных местах и неизменные строчки в конце: «Подлинность сего заверяю круглой печатью. Приезжайте, пишите, телеграфируйте!» Иногда в этих письмах, отстуканных на машинке ночами, встречаешь строку вроде этой: «В меня тут стреляли. Грозятся сжечь. Поразительная вещь, из-за чего? Кому-то хочется убить зайца, а я не даю».
Дом Нечаева стоит сейчас уже не в самом лесу, а на краю станицы. Однако новая хозяйка дома выдержала все испытания лесной жизни.
«Оказалась женой хорошей, в делах помощница и родила мне двоих сыновей-близнецов. Уже прочли сорванцы половину моей библиотеки, уже норовят с учительницей поспорить насчет того, что, когда, почему и как происходит в природе. Да что с учительницей, меня уже, глядишь, поправляют: «Нет, не так!» Зову их по обстоятельствам то снегирями, то печенегами и молю бога, чтобы хоть один из них — как это называется у спортсменов? — эстафетную ношу принял бы у отца. Знаю, что обрек бы сына на жизнь неспокойную, но должен же кто-нибудь заступиться за зайцев!»
Слабость Нечаева — фотография. Занимается ею с детства. После войны работал даже фотокором в газете. «Но две любви — Природа и Фото — слились и увлекли меня в лес. Иногда думаю, что и зверей-то развел тут, чтобы можно их было снимать».
Снимает он одержимо. День — съемка, ночь — проявление пленок. Освоил процессы цветной фотографии, результаты — по высшему классу. Однако современных камер не признает. Снимает какими-то сундучками «времен академика Тимирязева», сам делает к ним всякого рода добавки и улучшения, носит штатив весом не менее пуда и посмеивается: «Важны конечные результаты. Вот погляди. Я до всех этих фокусных расстояний своими руками дошел».
Он, несомненно, один из лучших в нашей стране фотографов-анималистов, собирается сделать книгу обо всем, что вырастил здесь, на Донце, участвует в фотовыставках. В последнем письме сообщил: «Не подвели «сундучки»!!! Из-за границы пришла награда за снимок — почти полкило бронзы в малиновом бархате. Удивляюсь себе. Троллейбус в городе не хватает
Пять часов в шалаше — время для Нечаева, разумеется, непотерянное. «Природа с глазу на глаз — лучший учитель. За плечами университет, горы прочитанных книг, но то, что видел своими глазами и что осмыслил своим котелком, — это основа для дела и, если хотите, для понимания жизни».
Меркой законов природы Нечаев поверяет иногда самый неожиданный факт. «Встретились мы недавно в Новочеркасске — выпускники 40-го года. Пятнадцать человек нас осталось. Стали считать детей и внуков, оказалось, у 12 человек после войны родилось 25 детей. Из них 21 мальчик и 4 девочки. Разве это не чудо — природа сама восстановила равновесие полов, нарушенное войной. О, природа — великая мастерица!»
И вот под руку с этой мастерицей идет влюбленный и берегущий ее человек. Материнская мысль о Мичурине оказалась пророческой. Только вырос на Дону не Мичурин.
Вырос Нечаев Борис Алексеевич — талантливый натуралист, экспериментатор и умный, бережливый хозяин земли. «Вы один разрешили кучу вопросов, над которыми бьемся…» — написали Нечаеву биологи-охотоведы из сибирского института. «Явление уникальное…» — отозвался побывавший тут, на Донце, признанный всеми авторитет природоведения Александр Николаевич Формозов. «Свое дело делает человек, и хорошо делает», — сказал о Нечаеве первый секретарь Ростовского обкома партии Иван Афанасьевич Бондаренко.
— Ну а счастливым ты себя чувствуешь?
Нечаев, как всегда, пытается отшутиться:
— Это дело — всегда в полоску. То как
на крыльях, а то хоть плачь. Вчера вот был совершенно развинчен — поцапался с пастухами.
Опять с собаками стали пасти! А что такое собака в угодьях: косулята, зайчата, фазаны, чибисы, жаворонки — всех душит. Постановление облисполкома есть: пасти без собак. А в колхозе говорят: людей не хватает. Вот и чувствуй себя счастливым…
— Косить начнут, опять втолковываю: косите с середины, давайте птице убежать с поля…
— Круглый год кого-нибудь надо воспитывать. Станичные бабки осенью терн обрывают вчистую. Совсем запретить не могу.
Нету, к сожалению, такого права. Воспитываю: «Без терна, бабушка, говорю, птицы в лесу околеют…» А что бабке наши с вами дрозды и фазаны — терн она в город Шахты везет и там пол-литровыми банками продает…
— Или ребята-балбесы… Зайцы-то прямо в станице бегают. Кому радость, а кто их петлями ловит. Считается доблестью Нечаева обхитрить. Ворчу. Но вспоминаю: и сам ведь таким лоботрясом произрастал…
— А вот ситуации посерьезней. Друг детства пишет: «Борис, у тебя, я слышал, дичи, как в Африке. Приеду на пару дней пострелять». Отписываю, как полагается, и понимаю, что друга я потерял. Не поймет. Или приезжает начальник ГАИ с ружьем и при погонах с двумя просветами.
«Борис Алексеевич, дорогой, хочу отдохнуть…»
Объясняю начальнику, где можно охотиться, где нельзя. Обиделся. А у меня в хозяйстве четыре автомобиля — в любое время можно шоферов моих и по делу, и по безделью прищучить.