Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

Толстой Лев Николаевич

«Он это нарочно сделал», подумал князь Андрей, «чтоб показать, что и кроме ее есть люди, но всё таки она осталась одна».

Она, смеясь, отбежала, и князь Андрей подал ей руку. За обедом она протянула руку к графину, и князь Андрей ждал, что сам графин вскочит в ее руку. Она была необыкновенно хороша, не только для князя Андрея, но и для всех. Вчерашний успех и нынешнее посещение князя Андрея делали ее счастливой. Всё ей было ловко, всё ясно, всё просто, все добры, все прекрасны. Поздно вечером князь Андрей уехал домой, на другой, на третий день он был опять у Ростовых. На третий день после обеда она пела. Пела, как и всегда, забывая себя и всех для своего пенья. Князь Андрей был счастлив, был влюблен, знал, что она его могла любить, знал, что ему отдадут ее, но, слушая ее пенье, он должен был отойти от клавикорд, чтобы подавить рыдания и скрыть слезы, выступившие ему на глаза.

Ему решительно не об чем было плакать, но он плакал и что-то грустное представлялось

ему. Какая то страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, что было в нем, и чем то узким и телесным, что был он сам. Только что она кончила петь, она подбежала к нему мимо всех и спросила, как ему нравится? Он только улыбнулся, глядя на нее. Она улыбнулась тоже. Всё в Наташе пленяло князя Андрея, но одно, в чем он (может быть именно от того, что это было ошибочно, и что ему только хотелось, чтоб это так было), была непосредственность, первенность, девственность ее чувства.

«Она не только никого никогда не любила, она и теперь не знает, что она любит», думал он, не слыхавший ее вечерней конференции с графиней.

Он уехал поздно вечером, лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что теперь, как он узнал настоящую жизнь, спать не нужно. Он то, зажжа свечу, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницею. Так радостно и ново ему было на душе. Перед утром он заснул часа два, но когда проснулся, был свежее, чем когда нибудь. Утром получил он письмо от Мари. Она описывала болезненное состояние отца, невольно высказывала недовольство на Bourienne; потом пришел сотрудник и жаловался на порчу их работы, потом слышал он упреки и толки о Сперанском и на все ему смешно было обращать внимание.

«Как они не понимают, что всё это ничего, всё это будет хорошо. Я всё это им устрою, это так легко вот после того...» думал он.

Он опять поехал к Ростовым, опять не спал ночь и опять поехал к Ростовым. В то время, как он в третий день сидел вечером подле Наташи и говорил ей о последнем бале, он почувствовал на себе взгляд чей то, упорный и серьезный. Он оглянулся. Это был взгляд, строгий взгляд графа и вместе сочувственный взгляд графини, которым она соединяла их обоих, как будто она этим взглядом и благословляла их, и боялась обмана с его стороны, и жалела о разлуке с любимой дочерью. Графиня тотчас же переменила выражение и сказала что то о comtesse Apraksine, но князь Андрей понял, что было будущее, что есть ответственность, и с этой мыслью опять посмотрел на Наташу, как будто спрашивая себя, стоит ли она всей этой ответственности. «Стоит, и стоит всей жизни», подумал князь Андрей. «Впрочем дома я это обдумаю и с этой новой стороны».

Ночью он опять не спал и уж думал и спрашивал себя, что ж он будет делать?

Он старался забыть, выкинуть из своего воображения воспоминание о лице, о руке, о походке, о звуке голоса, последнем слове Наташи и без этого воспоминания решить вопрос, женится ли он на ней и когда? Он начинал рассуждать: «невыгоды — родство, наверно недовольство отца, отступление от памяти жены, ее молодость, мачеха Коко... Мачеха, мачеха. Не мачеха, а мальчик, милый, девственный, невинный, прелестный мальчик». И опять ему с особенной силой представлялось то, что он думал, он любил больше всего в ней — ее чистоту, девственность. «Кроме куклы, музыки и летания по воздуху ничего она не любила прежде меня». Эта святость ее девственности в мыслях его больше всего прельщала. «Да, и главное я не могу, не могу иначе, я не хочу быть без нее. Что бы я ни думал, я поеду завтра и послезавтра и всегда буду с ней... Это должно быть...»

Но страшная мысль в том состоянии возбуждения, в котором он находился, ошибиться, увлечь ее и не сдержать как нибудь хоть и не выговоренного обещания, поступить нечестно, так испугала его, что он решился на четвертый день не видеть ее и стараться все обдумать и решить с самим собою. Он не поехал к Ростовым, но говорить с людьми и слушать толки о их пустых заботах, иметь дело с людьми, которые не знали того, что он знал, было для него невыносимо. [3319]

Ввечеру он поехал хотя к Ріеrr'у. Этот, хотя приблизительно, знал то, что знал князь Андрей, и что так изменяло весь мир божий. Pierr'a не было дома. «Вероятно, в ложе», — как предположил князь Андрей. Болконский лег на его диван и задремал к двенадцатому часу, когда Pierre, везя с собой фартук великого мастера и молот, вернулся. Pierre не знал и не заметил, что у него был князь Андрей. Он бросил книги и вещи на стол и повалился в кресло. Достал тетрадь и стал писать.

3319

На полях:<В этот день он встретил на Невском Сперанского с его видом вне мира сего. Сперанский низко снял ему шляпу. Князь Андрей старался скрыть свою улыбку. Он шел к Pierr’y>

<Вечером он поехал к Pierr’y. У Pierr’a было свое горе. На том же бале Н. высокое лицо обратило внимание на H'el`ene. H'el`ene

не считала нужным уже скрывать своей связи с этим лицом и сама объявила Pierr’y, что он жалуется званием камергера. Pierre вспылил и окончательно разорвал связь с женою. Он ехал в Москву. Андрей рассказал ему всю свою любовь и все сомнения, вызванные разговором с В[ерой]. Вопрос был в том: он желал знать, любит ли она его или любит Бориса. Он боялся потерять ее. И вместе с тем боялся увлечь ее, когда она еще не знала, любит ли она его, и пока он не знал, даст ли старик отец свое согласие, против которого Андрей не хотел действовать. Pierre нашел утешение в заботах своего друга от горя своего собственного.

Он встретился с Ріеrr'ом. >

— Ну что, я слышал, вы были у Ростовых. — Андрей улыбнулся.

— Знаешь, что я тебе скажу. Я чувствую, что могу влюбиться.

— И прекрасно, женитесь! — с особенным жаром, удивившим князя Андрея, заговорил Pierre. — Это редкая девушка.

— Легко сказать! Во-первых я стар, — испытывая, сказал князь Андрей.

— Какой вздор!

— Ну даже ежели бы я думал... Quoique je suis `a cent lieues de mariage [Хотя я зa сто верст от женитьбы]. Отец, он мне сказал раз, что одно, что могло бы еще огорчить и удивить его, это — чтобы я женился.

— Вздор! — кричал Pierre, — поручите мне, я вам устрою все. Женитесь, женитесь, женитесь. В Петербурге нет подобной девушки! — Слова Pierr’a сильно подействовали на Андрея. Он решил обдумать, испытать себя и четыре дня не бывать у Ростовых.

«Где искать масонства? В костях?» — проговорил он, ковыряя упорно [?] в носу и морщась. «Кем вынута эта соль и сера? Как стать в центре квадрата?» Потом он встал, посмотрелся долго в зеркало, придал себе торжественный вид и стал говорить: «Любезные братья, наше собрание...» Андрей проснулся от звука его голоса и проснулся, как это часто бывает после коротких дневных снов, в духе тринадцатилетнего мальчика.

— Pierre, милый мой Pierre, — сказал он с нежностью женщины в голосе, — Pierre, душа моя, поди сюда, сядь, я тебя ждал, — говорил он с той бессознательностью пробужденья, которая заставляет иногда нас так чисто и просто смотреть на свет. — Pierre, душа моя, — говорил он, приподнимаясь и обнимая удивленного Pierr'a. — Я влюблен, я счастлив. Я ожил, я другой человек. Толстый, милый, мне некому, кроме тебя, сказать этого.

— Ну, слушай, — продолжал он, — ты знаешь Наташу Ростову? я люблю ее, как никогда никого не любил...

Pierre улыбался и был счастлив счастием своего друга, и не вследствие слов, а вследствие непосредственного влияния духа Андрея на себя он был счастлив.

— Вот как! Поздравляю.

Но в ту же минуту, как он понял то, что говорил ему Андрей, болезненно-злое чувство зависти и сожаления к себе сжало доброе сердце Pierr'a. Всё, что он делал нынче вечером, все стуки молотком и речи над мертвой головой под сияющей звездой об отце Адонираме в соединении с тем чуждым, грязным миром жены, с которым он был неразрывно связан, так вдруг убийственно грустны представились ему. Он шумно и громко поздравлял Андрея и расспрашивал его, но в словах его не было душевности. Злое чувство зависти мучало его. Князь Андрей не замечал этого. Он рассказывал Pierr’y, как он неизбежно любит ее, как он не может поступить иначе, как на днях сделает предложение, и о том, как он счастлив. До раннего утра они проговорили, и когда князь Андрей вышел из комнаты, Pierre почувствовал, что вот был сейчас в этой комнате один живой, вполне живущий человек, а теперь остался он один, труп беспокойный, обязанный двигаться, безжизненный труп. Он вздохнул, задумался, и не разрешив всех мучавших его сомнений, быстро заснул. На другой день он встал с сознанием совершенного преступления. Он не знал, в чем состояло это преступление, но он знал, что с другом его и с милой ему девушкой, Ростовой, совершилось большое счастье, которому он рад и которому он должен, как можно скорее, выказать свою радость.

Он поехал обедать к Ростовым. Он, как и всегда, был чрезвычайно весел и любезен и особенно осторожен, бережен в обхождении с Наташей. Он обходился с ней, как с человеком, с которым случилось несчастье, и который еще его не знает. Вечером он взял ее альбом с тем, чтобы мочь говорить с ней наедине.

Нагнувшись над альбомом, как будто собираясь писать, он вдруг обратился к ней, глядя через очки и нежно, действительно нежно. Он в эту минуту, видя ее, больше любил ее, чем завидовал.

— Мы — старые друзья,— сказал он. — Я знаю <и> желаю быть первым, поздравить вас. Это — мой лучший друг и лучший человек из всех, кого я знаю.

Наташа радостно, но всё еще вопросительно смотрела на него. Ежели она ошибалась и не так его понимала, то она желала еще и еще так ошибаться.

— Ежели этот человек любит, то на любви его можно строить свою жизнь смело. Я рад, что мой лучший друг женщина, — он галантно поцеловал ее руку, — будет женою моего лучшего друга.

Наташа, вся красная, задыхаясь, отдала ему свою руку, хотела сказать: «Кто — он?», но не могла выговорить.

— Я никогда не думал, чтобы Andr'e был так молод и чтоб такие сокровища любви были в нем. Когда вчера он всё рассказал мне...