Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
Nicolas Ростов после 7-го года продолжая служить в гусарском полку на мирном положении, испытывал вполне это блаженство. [3464]
Денисова уже не было в полку — он перешел. С утра вставал Ростов поздно — некуда было торопиться, выпивал чай, выкуривал трубки, беседовал с вахмистром, потом приходили офицеры, рассказывали о важной штуке, произведенной N. N., о том, как надо осадить этого нового молодчика, о вороном жеребце, проданном за бесценок, и о том, куда ехать вечером. В карты Ростов не играл, по службе был исправен, дрался раз на дуэле, деньги у него всегда были, пил много, не делаясь пьяным, и был щедр на угощенье. Он сделался загрубелым добрым малым, которого московские знакомые нашли бы mauvais genre, [3465] но который уважался товарищами и имел репутацию молодца и славного человека даже по дивизии.
3464
На
<Р[іеrrе] и княжна Марья. Письма от Андрея, и странницы>
Признание брату. N[icolas] хвалит А[ндрея], но он ему не симпатичен.
3465
дурного тона
Он был лихой ездок и постоянно менял, продавал, покупал лошадей и сам выезжал их, ездил верхом, гонял на корде, обедал дома, и у кого не было обеда, все знали, что у Ростова найдут готовый прибор и радушный прием. После обеда он спал, потом призывал песенников, сам учил их. Езжал и к полякам и волочился за паннами, но аффектировал грубого гусара, не дамского кавалера. Когда он оставался один, он редко брал книгу и, когда брал ее, читал забывая то, что он прочел.
[ Далее со слов:В последнее время, т. е. в 1809 году... кончая:... где все было вздор и путаница. — близко к печатному тексту» T. II, ч. 4, гл. I.]
Через неделю вышел отпуск, гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде дали обед Ростову, стоивший пятнадцать рублей подписки — играли две музыки, два хора песенников, Ростов плясал трепака с майором Басовым. Молодежь вся повалилась к восьми часам. Все были пьяны, качали, обнимали Ростова. Он целовался с своими гусарами солдатами. Солдаты еще раз качали его и после этого он уже ничего не помнил, как только то, что он на другое утро с головной болью и сердитый проснулся на третьей станции и крепко избил за что-то жида содержателя станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, до Кременчуга, до Киева, все мысли Ростова были еще назади, в эскадроне, но перевалившись за половину, уж он начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра и панну Бзжозовску и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее, как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону ускорения падения тел обратно квадратам расстояния, он думал о своем доме. И на предпоследней станции избил ямщика, у которого были плохие лошади, и на последней перед Отрадным дал три рубля на водку и, как мальчик, задыхаясь, вбежал на крыльцо дома.
[ Далее со слов:После восторгов встречи... кончая:...любовь этой девушки радостно действовала на него. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. I.]
На Наташу Nicolas долго удивлялся, ужасался и смеялся.
— Совсем не та, — говорил он.
— Что ж подурнела?
— Напротив. Но важность какая-то. — Наташа в первый же день приезда Nicolas под секретом рассказала ему свой роман с князем Андреем и показала его последнее письмо. Nicolas был очень удивлен и мало обрадован. Князь Андрей был чуждый для него человек из другого, высшего мира.
— Что же ты рад? — спрашивала Наташа.
— Очень рад, — отвечал Nicolas. — Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
— Как тебе сказать, — отвечала Наташа. — Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде...
Петя поразил всего больше. Это был совсем большой малый. [3466]
[ Далее со слов:Первое время этого своего приезда Nicolas был серьезен и даже сердит, кончая:...но не знал, как поправить это. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 4, гл. II.]
3466
Во второй редакции на полях вставка:
<Наташа в этот год была так весела, спокойна и — главное — свободна, как никогда в жизни. В ней не было того, присущего девицам, беспокойства относительно будущей судьбы и не было на глазах ее того мущины, с которым была связана ее судьба и о котором она боялась <часто> думать, чтобы не быть несчастной от ожидания. Поэтому она была особенно спокойна и свободна.
Она, как никогда прежде, в этот <приезд сблизилась и сошлась с братом>.
Nicolas часто удивлялся, глядя на нее.
— Нет, знаешь, он преданный человек. Я прошу тебя заняться делами,
Nicolas забыл о Митиньке и обо всем, увидав смущенное лицо отца, он не знал, что говорить, и чуть не заплакал. Так ужасно было думать, что отец его, старый, добрый, милый, мог считать себя виноватым.
— Нет, папинька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное, я меньше вашего умею, [3468] простите меня, я ни за что не вступлюсь больше.
3467
Зачеркнуто:но его оставь
3468
Зач.:вы оставьте меня. И под предлогом, что Митинька остается, Nicolas был рад отказаться заниматься делами.
«Чорт с ним, с этим транспортом, и мужиками, и деньгами, и со всем этим вздором», подумал он. И с тех пор более не вступался в дела и имел сношения с Митинькой, который особенно был приятен и услужлив в отношении молодого графа, только по распоряжениям о псовой охоте, которая была огромная и запущенная у старого графа.
Единственное хозяйственное распоряжение Nicolas за это время состояло в том, что однажды графиня сообщила Nicolas свою тайну
о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на двенадцать тысяч, и спрашивала у Nicolas, как он думает поступить с ним.
— А вот как, — отвечал Nicolas, вспомнив бедность Анны Михайловны, свою прежнюю дружбу к Борису и теперешнюю нелюбовь. (Это последнее обстоятельство более всего заставило его поступить так, как он поступил.) — Вот как! — сказал он. — Вы мне сказали, что это от меня зависит, так вот как! — и он разорвал вексель и слезами радости заставил этим поступком рыдать старую графиню. [3469]
Nicolas серьезно занялся делом охоты, так как была осень и самое лучшее охотничье время. Наташа смело ездила верхом, по своей охотничьей породе, как мущина, любила и понимала охоту, и, благодаря охоте, эти два осенние месяца, которые провели Наташа и Nicolas в 1810 году в Отрадном, были счастливейшим в своем роде временем в их жизни, о котором они более всего любили вспоминать впоследствии. [3470] Соня не умела ездить верхом и оставалась дома и вследствие этого Nicolas меньше виделся с ней. Он был с ней в простых дружеских отношениях, любя ее, но считая себя совершенно свободным. Наташа, переставшая учиться, не имея никого, с кем бы она кокетничала, не тяготясь своим одиночеством, потому что она была уверена в будущем браке с князем Андреем и, не слишком нетерпеливо ожидая этого времени, тоже чувствовала себя вполне, как никогда, свободной, и с страстью, с которой она всё делала, отдалась охоте и дружбе с братом. Благодаря ей, Nicolas повеселел и нашел и здесь, в этом прежде страшном своей путаницей мире, свой замкнутый мирок существенных интересов дружбы с Наташей и охоты. [3471]
3469
В наборной рукописи на полях:<Графиня отозвала N[icolas] и заговорила про Н[аташу] и А[ндрея]. «Он слаб здоровьем. Вот письмо». Графиня боится, не доверяет. N[icolas] по гусарски видит сущность>.
3470
Зачеркнуто:Наташа, благодаря своему обещанию князю Андрею, успокоенная насчет мущин
3471
На полях:Соня кошечка рада и всегда одна веселится и играет одна любовь. Ее характеристика.
————
Это было 12 сентября. Уже были зазимки — утренние морозцы, заковывавшие смоченную осенними мгами землю, уже зеленя уклочились и здоровыми, зелеными, огромными полосами отделялись от полос светложелтого озимого жнивья и буреющего, выбитого скотом, ярового жнивья с изрезывавшими его красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зеленые острова между черными полями озимей и жнивами, на которых еще были копны, теперь были темнобурыми с золотистыми и яркокрасными отблесками и с устланным падшим мокнущим листом островами посреди яркозеленых озимей. Русак уже до половины затер портки и седел в спинке, лиса повыцвела и выводки нынешнего года начинали разбредаться. Молодые волки уже были больше гончей собаки, и собаки горячего молодого охотника Ростова уже порядочно подбились, вошли в охотничье тело, и в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам, а 14 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где были волки.