Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

Толстой Лев Николаевич

[Далее от слов:Одеяние Пьера теперь состояло кончая:и воспоминание это было ему приятно близко к печатному тексту.T. IV, ч. 2, гл. XI.]

Из балагана слышалось пение Каратаева, со всех сторон слышны были резко ³⁸³ голоса переговаривающихся. Но в погоде было что-то заковывающее, неподвижное, и голоса эти не нарушали блестящее спокойствие, лежавшее на всем. ³⁸⁴

³⁸⁵ — Eh bien, comment allez vous, mon cher monsieur? ³⁸⁶ —

сказал ³⁸⁷ Пьеру, подходя к нему, коренастый, румяный офицер, — il fait bien beau, n’est ce pas?

Офицер этот был один из самых старых знакомых караульных ³⁸⁸ офицеров, который всегда, бывая в карауле, подолгу беседовал с Пьером. В первый раз, как, разговорившись с Пьером, этот офицер узнал, каким образом Пьер попал сюда, он ³⁸⁹ обещался непременно довести о том до сведения высшего начальства. ³⁹⁰ Но, прийдя в другой раз, ³⁹¹ не возобновлял об этом разговор. ³⁹² Офицер этот был неглуп, имел некоторое образование и, ³⁹³ строго исполняя долг службы, любил отдыхать от забот службы в разговорах, ³⁹⁴ не касающихся службы, которые он и заводил всегда с Пьером. Он был одним из самых рядовых офицеров французской армии. Он не имел знакомств в высших сферах армии и ничего не знал и не хотел знать об общих целях и соображениях. ³⁹⁵

Из его суждений о французской армии Пьер в первый раз очевидно ясно понял всю громадность этого целого, о котором он привык делать такие быстрые соображения. ³⁹⁶ Пьер спросил его однажды о том, где может находиться теперь полк Рамбаля, и ³⁹⁷ офицер не только не знал полка Рамбаля, но не знал даже, где находился корпус Мюрата, к которому принадлежал Рамбаль. Их разговоры с Пьером бывали самые интимные и состояли преимущественно из рассказов ³⁹⁸ о своих домашних интересах, о влиянии революции, о духовенстве, о домашнем житье-бытье в ³⁹⁹ Гренаде, где была его родина. Он расстегнулся и сел на лавочку подле Пьера. ⁴⁰⁰ Пьер спросил об том, что слышно о выступлении . ⁴⁰¹ Офицер, не скрываясь, рассказал всё, что он знал.

Он сказал, что часть войск выступила куда-то ночью, но что выступают ли все и поведут ли пленных, он не знал. В их дивизии, которая держала караулы, только велено быть готовым, к выступлению. ⁴⁰²

⁴⁰³ Офицер достал и набил трубку и предложил ее Пьеру.

— Какая погода, точно юг...

— Но как же сделают с больными? ⁴⁰⁴ — перебил его Пьер, отказываясь от трубки, — ежели нам придется выступать, у нас в балагане один солдат не может идти.

⁴⁰⁵ Офицер поморщился. Он не любил говорить про дела службы. Однако

он ответил. Он сказал, что об этом позаботятся, что в Москве остаются гошпитали и с собой, вероятно, как и всегда, возьмут подвижной гошпиталь.

— У нас и повозки будут, — прибавил он. — И во всяком, случае, если мы пойдем вместе, я вас прошу рассчитывать на меня, у меня два экипажа, и они к вашим услугам.

Пьер поблагодарил.

— Много сделано зла, это правда, — сказал ⁴⁰⁶ офицер, — но вы согласитесь, что мы не были жестоки и делали всё, что от нас зависело, чтоб облегчить ваше положение, — сказал он.

— ⁴⁰⁷ Правда, — сказал Пьер. ⁴⁰⁸

— Ca me rappele les vendanger chez nous. Oh c’est beau. Mon, grand p`ere qui est fermier a deux vignes, ⁴⁰⁹ — и офицер, покуривая трубку, рассказывал Пьеру о своих дорогих домашних, деревенских воспоминаниях. Через полчаса, около полдня, офицер ушел обедать. Солдаты, бывшие на работе, вернулись и пленным, велено сейчас же готовиться к выступлению. ⁴¹⁰

В балагане гудело веселыми голосами собиравшихся.

Платон своими спорыми движениями обматывал свои онучи, бечевочками и давал советы Пьеру, как обвернуть портянками, приобретенными Платоном, ⁴¹¹ свои ноги.

— Что ж, Соколова-то куда денут? — сказал Платон, глядя на одного, не шевелившегося и свернувшегося под шинелью солдата.

Пьер подошел к солдату и спросил, может ли он идти. Лицо солдата было бледно, и глаза налиты кровью. Он не понял, что у него спрашивали, и ничего не ответил. ⁴¹²

Пьер поспешно вышел из балагана с тем, чтобы переговорить с офицером о больных. Два французских солдата стояли, у дверей, торопя пленных.

— Voyons, vite d'ep^echez-vous. ⁴¹³

Пьер обратился к одному из них, спрашивая, где офицер. Солдат этот, прежде ласковый (Пьер его знал), сердито крикнул на Пьера, чтобы он не смел выходить.

— Я приду, вы меня знаете.

—... rrr, — обругался солдат, выставляя ружье.

— Le lieutenant me demande, ⁴¹⁴ — сказал Пьер и пошел с такою решительностью на солдата, что солдат принял ружье.

— Eh bien, faite vite, sacr'e... rrr... ⁴¹⁵ — крикнул с ругательством солдат.

Грубо строгое это, так противуположное прежнему, обращение солдата удивило Пьера.

Выбежав к воротам дома, у которого его знакомый румяный офицер с другими возился у повозки, укладывая что-то, Пьер подошел к нему и начал говорить.

— Eh bien qu’est ce qu’il y a? ⁴¹⁶ — холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер.

Пьер сказал про больных.

— Ils pourront marcher, que diable, ⁴¹⁷ — сказал он, отворачиваясь.

— Mais non, il est `a l’agonie, ⁴¹⁸ — сказал Пьер.

— Eh bien, on le laissera l`a o`u il est, ⁴¹⁹ — сказал офицер.

— Il faudrait au moins... ⁴²⁰ — начал было говорить [Пьер], как вдруг офицер, грубо обругавшись, крикнул на него и велел солдату отвести его на место.