Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья
Шрифт:
Его теперь занимали три вещи — лихорадка Каратаева, который ничего не ел и, дрожа, лежал у костра, его собственные ноги, — особенно левая, сильно потершаяся, и несомненные признаки разрушения того французского порядка, который владел им. Этот порядок мог погубить его и чуть не погубил его. Но он же его и спас, и от него теперь, от этого порядка, зависело всё существование Пьера. А порядок этот, видимо, разрушался. Последний признак этого разрушения Пьер увидал в двух немцах, подошедших к их костру и громко говоривших между собой.
Они видимо только что подрались (Пьер слышал эту драку издалека) с людьми Жюно, и подрались не одними руками, а оружием. У одного немца был разрублен лоб в кровь. И он хвастался тем, что его врагу еще хуже досталось.
* № 267 (рук. № 96. T. IV, ч. 2, гл. XIV). 445
Как всегда бывает при смотрении на большое количество однообразно двигающихся людей, впечатление личностей, людей уничтожалось и заменялось общим впечатлением характера движения. Это испытывал теперь Пьер, глядя на двигавшихся французов. Он не видал людей отдельно, а видел движение их. И характер 446 этого движения был такой однообразно-стремительный и поспешный, 447 что Пьер так же, как и все те, которые дожидались, испытывал одно непреодолимое 448 желание поскорее принять участие в этом движении. Все эти 449 люди, лошади как будто гнались какой-то невидимой силой туда вперед по Калужской дороге, помимо их воли. Все они в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали в горло воронки из разных улиц с одним и тем [же] стремлением скорее пройти, все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться и не успокаивались до тех пор, пока не 450 вступали в широкую Калужскую улицу.
* № 268 (рук. № 96. T. IV, ч. 2, гл. XIV). 451
Казалось, все эти люди испытывали теперь ввечеру, когда 452 они остановились посереди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе радостной поспешности стремительного куда-то движения. Остановившись, все как будто поняли, что не всегда будет так весело идти и идти куда-то, что 453 неизвестно еще, куда идут, и что на этом движеньи много будет тяжелого и трудного. Пьер 454 несколько устал, был голоден 455 и неприятное зрелище мертвеца, женщин 456 и всего разорения, которое он видел, было у него перед глазами. 457
Воспоминание об оставленном солдате и слова капитана тоже неприятно подействовали на него. Но невольно вследствие того, что становилось трудно, он чувствовал себя особенно 458 готовым и мужественным.
Поужинав похлебкой из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорив с новыми товарищами-офицерами — предметом разговора было то же самое, что поразило и Пьера: виденное разорение Москвы и перемена обращения конвойных — Пьер 459 встал и пошел ходить между кострами пленных. Было уж совсем темно. Начинало свежеть, обещая к утру мороз. Яркие звезды высыпали на небе. Справа от дороги поднималось зарево полного месяца. Вблизи, вдалеке, 460 сколько мог видеть глаз и слышать ухо, виднелись костры и слышался 461 гул
Полный месяц 462 поднялся выше, 463 и 464 красные огни костров стали бледнеть и как будто тухнуть. Как ни 465 шумно было это огромное сборище людей, тишина ночи, несмотря на их шум, 466 стояла над ними и поглощала их. Как ни странно было это сборище людей, как ни странно 467 враждебны были эти люди между собой, тихая 468 красота этой ночи поглощала их странность и злобу и любовно 469 соединяла их.
Месяц взошел выше, серебром обливая далекие поля и леса, выступившие в его свете 470 За далекими полями и лесами открывалась всё дальше и дальше светлая мгла.
— Благодарю тебя, господи, помилуй меня, 471 — сказал себе Пьер, вернувшись к костру, лег и заснул. 472
* № 269 (рук. 96. T. IV, ч. 2, гл. XIV). 473
<Лиловая шавка, 474 привыкшая к Пьеру во время его соседства с Каратаевым, 475 радостно визжа, подбежала к Пьеру. 476 Пьер приласкал ее 477 и пошел за нею. 478 У крайнего костра сидело и лежало человек 20 пленных, и между ними Пьер узнал Каратаева по его круглой фигуре и по звуку его добродушно веселого, спорого голоса. Каратаев, видимо, и не думал о своем прежнем товарище, ему было так же хорошо с новыми.
Между солдатами шел оживленный говор. 479
— А что ж <ты> говоришь, конина поганая. Она поганая, да она сладкая.
— Вишь, кобылятина полюбилась. Чистый француз, ребята... Хранцузам она гожается, потому — нехристи.
— Ведь что сделали, идолы — мишень из икон поставили. Стало черти. А как они, братец ты мой, на это скверны, что чистоты никакой. Ему всё одно... — слышались голоса.
— 480 Стадо большая, соколик, и дурные и хорошие есть, — сказал голос Каратаева. — 481 А вот говорили, что он соборы пожег. Все целы. Глянул я с мосту. Вся краса божья целехонька стоит, потому нельзя ему божьего дома разорить, так-то. 482 А, Петр Кирилыч, что, как бахилочки мои служат? — спросил он, увидав Пьера.
— Ничего, хорошо. Вы как шли?
— Да тоже ничего. 483 Петров-то ведь обманул их... (Это был убежавший солдат.)
— Да, да, — сказал Пьер. Сесть со всеми вместе ему не хотелось; а одинокие беседы его с Платоном теперь кончились. Он сказал еще несколько слов и, 484 отойдя от костра, сел на траве>
* № 270 (рук. № 97. T. IV, ч. 2, гл. XIII, XIV). 485