Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

Толстой Лев Николаевич

— Позови, позови, напои его чаем с ромом, — сказал Денисов, продолжая скрипеть пером свою другую ядовитую бумагу.

Петя надел сапоги и вышел на улицу. Была темная, ветреная, осенняя ночь; костры казаков и партизанов виднелись вблизи. —

— Bosse! Vincent! — крикнул Петя.

Ближайшие казаки услыхали Петю.

— Кого ему?

— Он сказал, что того мальчика француза, которого взяли утром.

— А, Висеню, — сказал казак. Уж они переделали его имя Vincent в Висеню, подходившее ⁶²⁶ по напоминанию о весне к их представлению о молоденьком, хорошеньком мальчике, которого все полюбили и жалели.

—

Он тут у кухни грелся. Эй! Висеня! Висеня! — послышались ласковые голоса. — Господа кличут.

Тонкая фигурка барабанщика в коротком мундирчике и босиком — Петя слышал, как он быстро шлепал ногами по грязи — ⁶²⁷ подошла к Пете. Петя ввел его в комнату. ⁶²⁸

Висеня, хорошенький, худощавый мальчик с большими ⁶²⁹ черными глазами, испуганно взглядывал на черного, растерзанного Денисова, продолжавшего писать, и шепотом отказывался от чая, указывая глазами на commandant, ⁶³⁰ как он называл Денисова.

Молоденькому барабанщику не нужно было говорить о mа pauvre m`ere; ⁶³¹ его несложившееся, растущее тело, его без пушку на губе, но истощенное красивое лицо, его нетвердый голос, его, видимо напущенная, солдатская ухватка, из-за которой еще резче выказывалась детская незаглушимая невинность, сами собою напоминали о матери, которая еще так недавно должна была носить его. Это чувствовали все, и не только Денисов и Петя, но все в отряде тотчас же полюбили его. Денисов, заметив его робкий шепот, поднял голову от писанья, ласково улыбнувшись, кивнул ему и сказал, чтоб он ничего не боялся, садился бы и пил чай.

— Oui, mon commandant, ⁶³² — отвечал на всё Висеня, вскидывая глаза, приставляя опухшую руку к козырьку кивера. Когда он уселся, Петя заметил, что он дрожал от холода или от страха и беспрестанно краснел. Когда Петя у него что-нибудь спрашивал, он, видимо, благодарен был, но боялся не уронить достоинства своего народа и не сделать как-нибудь, чего-нибудь недостойного солдата.

Когда Денисов кончил свою бумагу и встал, Висеня вскочил тоже.

— Знаешь что, — сказал Денисов Пете по-русски, — что его отсылать с пленными — помрет ведь половина, оставим его. Он нам прислуживать будет — он ловкий мальчик.

И тотчас же Денисов, подойдя к Висене, потрепал его по плечу, сказал ему, что он намерен для него сделать.

— Oui, mon commandant, merci, mon commandant, ⁶³³ — говорил Висеня, и яркая краска набежала на его лицо.

Денисов понял, что его ⁶³⁴ смущало, и успокоил, что ничего не будет недостойного его солдатского звания. ⁶³⁵

У двери послышался топот ⁶³⁶ мягких шагов и топтание человека, который, видимо, хотел дать знать о себе. ⁶³⁷

— Посмотг’и ⁶³⁸ , кто там, — сказал Денисов Пете. ⁶³⁹

В домашней жизни он был на «ты» с Денисовым, как и все, но как дело касалось до службы, так он был адъютант. ⁶⁴⁰

—

Слушаю-с, — сказал Петя, вставая. — Это Тихон, — сказал он. ⁶⁴¹

— А, Шестипалый! — весело сказал Денисов. ⁶⁴²

Тихон Шестипалый был мужик из Покровского. Когда при начале своих действий Денисов прибыл в Покровское, ему жаловались на двух мужиков, принимавших французов, Прокофия Рыжего и Тихона Шестипалова. Денисов, ⁶⁴³ выслушав эти жалобы, считая своим долгом показать пример наказания изменников, посоветовавшись с своими товарищами, присудил расстрелять обоих; но Тихон упал в ноги, обещая, что будет служить верно, что он только по глупости, и Денисов, ⁶⁴⁴ наказав розгами обоих мужиков, простил их и взял ⁶⁴⁵ по выраженному им[и] желанию в свою партию. Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров и доставления воды, скоро оказал необыкновенные способности в партизанской войне. Он раз, идя за дровами, наткнулся на миродеров, как он называл их, и убил двух, а одного привел.

Денисов, шутя, взял Тихона с собой верхом, и оказалось, что не было человека, способного больше перенести трудов, дальше видеть, неслышнее подлезть и менее понимать, что такое опасность, как Тихон Шестипалый, и Тихон был зачислен в казаки, в урядники и получил крест. Тихон был мужик длинный, худой, с низко опущенными, мотавшимися, как будто бессильными руками, но которые в своем мотаньи ударяли крепче самых сильных, и такими же длинными, мотавшимися ногами, но которые, мотаясь, огромными шагами проходили по 70-ти верст в сутки, не уставая. Шестипалый он был потому, что действительно у него были на руках и ногах приросточки около пятого пальца, образовавшие как бы шестой маленький палец. ⁶⁴⁶

⁶⁴⁷ Длинное лицо его с повисшим набок носом и с редкими, кое-где выбивавшимися на бороде длинными волосами было всё изрыто оспой. Он улыбался редко, но очень странно; так странно, что, когда он улыбался, то все смеялись. Он несколько раз был ранен, но все раны скоро заживали, и он не ходил в лазарет. Ему только нужно было остановить кровь, которую он не любил видеть. А боли он не понимал так же, как не понимал страха.

На голове он носил казанскую пуховую шляпу. Одет он был в красный французский гусарский мундир ⁶⁴⁸ , в мужицкие портки и лапти. Эту обувь он предпочитал всем другим. У него был огромный мушкетон, короткое ружье с воронкой расходившимся дулом, которое он один умел заряжать, насыпая туда сразу три заряда. Кроме того, при нем были всегда топор и пика.

— Что, Тишка? — спросил Денисов.

— Да привел двух, — недовольным, обиженным голосом сказал Тихон.

Денисов понял, что двух пленных. Он посылал его ⁶⁴⁹ к лакомому куску — депо Бланкара, разведать, что там делалось.

— А, — сказал Денисов, этим междометием выражая то, что он и не ожидал меньше этого. — Из Шамшева? — прибавил он.

— Из Шамшева. Вот тут, у крыльца.

— Что ж, много наг’ода?

— Много, да плохой, всех побить можно разом, — так же грустно сказал Тихон. — Я сразу трех взял за околицей.