Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны
Шрифт:
В 1948 году с началом холодной войны эскимосы лишились радости бывать друг у друга (жесткую эту меру первыми ввели американцы). Граница пролегает между двумя островками в проливе.
В 1988 году, когда подули в политике теплые ветры, границу в проливе «нарушила» американка Линн Кокс. В купальном костюме она одолела четыре километра ледяной воды между островами. Это был символ новых отношений и новых путей. В том же году в бухту Провидения из Нома прилетели повидаться с родственниками эскимосы. Потом пролив одолевали на собаках, на кожаных лодках. Теперь летает Джим Роу — перевозит
С двумя зоологами Аляски Кей Тейлором и Сюзан Хиле — специалистами по моржам — мы сидели в столовой аэропорта Провидения, когда появился синоптик: «Ребята, туман уходит. Джим Роу уже в пути».
И вот мы видим: по бетонке катится коричневатый двухмоторный комарик. Из него выходит высокого роста летчик. Машет нам издали. Небольшая формальность с бумагами. Укладка в самолет багажа. И взлетаем…
Самолет летит не в узкой части пролива. Одновременно два берега увидеть тут невозможно.
Сначала удаляются, растворяются в дымке заснеженные, несмотря на июль, чукотские сопки. Потом моторы звенят над морем, вызывающим в памяти картину Рылова «В голубом просторе».
И вот на горизонте уже показалась Аляска — пологий берег с зелеными полосками ивняка. Бурого цвета равнина, переходящая в горы. А возле берега — городок без деревьев, одни постройки. Буровато-серая россыпь домов…
— Приветствуем вас на Аляске!
Джим Роу знакомит со своей женой и двумя ребятишками, ожидавшими возвращения отца. И сразу мы едем к ночлегу.
Дом Джима, расположенный на краю городка, как постоялый двор, привечает тех, кого хозяин доставляет с Чукотки.
Двое сыновей Джима сейчас же пожелали показать новому гостю свои трехколесные японские вездеходы. И мы, пока готовят обед, отправляемся прокатиться по Ному, который на туристских проспектах заявляет о себе так: «Ном. Другого такого города в мире нет».
Лосиные рога над дверями одноэтажных домов. Ни единого кустика зелени. Много собак. Дружелюбно улыбаясь, неуверенно пересекает улицу выпивший эскимос. Есть сходство с бухтою Провидения: кучи железного хлама повсюду- север! Но есть и сразу заметная разница.
В супермаркете, где продаются фрукты и овощи, прилетающих сюда провиденцев повергает, наверное, даже в испуг неправдоподобное разнообразие. Все, что растет на земле, кажется, свезено сюда, на северо-запад Аляски.
Ном, рожденный золотой лихорадкой времен Джека Лондона, и по сию пору живет на проценты с былой известности — сюда проложен специальный туристский маршрут.
Денек-другой потолкаться тут интересно. Жить? Любой турист замахал бы руками — избави бог!
Но живут люди. И даже считают это место хорошим для жизни. Вот Джим. Построил дом, дети тут родились…
Мы сидим с Джимом у огромной железной печки. Не холодно. Но приятно, а для Джима привычно глядеть на огонь — полгода тут длится зима.
— Как я стал летчиком, как попал на Аляску…
Джим
Родился Джим в штате Огайо, вырастал в Мичигане. Его отец был пилотом, и старший брат тоже. На мой вопрос об идеальном летчике Джим сказал: «Это мой брат — уменье, смелость и осторожность». Когда Джиму было двенадцать лет, брат разрешил ему тайком от отца поднять самолет. В семнадцать лет Джим летал уже, как летают профессионалы.
На Аляске Джим появился пятнадцать лет назад. И застрял тут, как он считает, по-видимому, навсегда. Он прилетел сюда по спортивному интересу, на маленьком самолете добравшись от Мексики до мыса Барроу, иначе говоря, до самой северной точки Аляски. Обратно бензина хватило только до Нома. А денег в кармане было 27 центов. В местной маленькой авиакомпании он сказал: «У вас тут опасно, унылый пейзаж и, чувствую, много трудностей.
Возьмите меня вместе с самолетом». У парня был университетский диплом. А путь на маленьком самолете с юга до мыса Барроу был лучшей рекомендацией, и парень явно был не лишен юмора. Его взяли, и стал он летать — возил в тундру охотников, возил в эскимосские деревеньки почту, продукты, мебель, собак, мотонарты и пассажиров.
Есть у американцев такое понятие — «пограничье». Оно родилось на путях освоения континента и означает черту, последний рубеж и дали за ними, куда можно податься в поисках жизни простой, несуетной, лишенной комфорта, но также и многих условностей. Жизнь эта близко стоит к природе и заставляет полагаться лишь на себя. «В «нижних» сорока восьми штатах пограничье сегодня — лишь романтическое воспоминание. А тут я почувствовал: просторы, безлюдье, полярные ночи, морозы — это все как раз для меня».
Есть у Джима теперь и «паспорт», удостоверяющий верность его Аляске. Вот он, висит на стенке. Это диплом об участии в гонке собачьих упряжек — испытание не для слабых.
Знаменитые состязания финиш имеют в Номе. И Джим решил себя испытать: завел собак, научился упряжкою управлять («Труднее, чем самолетом!»). И в 1970 году номичи увидели Джима Роу на финише. Победителем он не стал. Но и просто не сойти с линии — еще какая победа! Полторы тысячи километров по морозной Аляске — по тайге, по горам, по тундре. «Четыре часа спишь, четыре — стоишь на нартах или бежишь за ними».
Таких молодцов Аляска знает и любит.
Джим посчитал: одного такого испытания человеку довольно. Но собак держит. Мы ходили на них поглядеть. Сытая резвая братия сибирских лаек, готовых повторить изнурительный путь по Аляске, визжала от радости, увидев хозяина.
Дела служебные… Они у Джима в порядке. Он стал главою компании «Беринг эйр» — пятнадцать самолетов, пятнадцать летчиков и восемь механиков. «Забот выше лба — управление, финансы. Во всем помогает Кристина.
Иногда забываем, что есть выходные». В четырех других таких же компаниях на Аляске руководитель сам уже не летает. Джим же считает: какая жизнь без полетов? Меня он взял в один из рейсов по маленьким деревенькам. И я видел, с какой приязнью повсюду его встречали. «Джим, зайди на чай. Вот он, мой дом!..»