Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
Шрифт:
Фото автора. Подлипки, Московская область.
18 декабря 1960 г.
Дочь коммуниста
Зовут ее Галей. Девушке девятнадцать лет.
В вагоне я перечитал письмо из Палкина и чуть-чуть приуныл. Дочь директора… Все ли так, как пишут?
…В кузове с крытым верхом нас оказалось двое. Мой спутник, местный фельдшер, везет бутыль с какой-то жидкостью. Бутыль завернута в тряпки. Фельдшер держит ее, как ребенка. Машина немилосердно прыгает. Начатый разговор получается дробным, как стрельба.
— В Палкино?
— Да, есть там свинарка…
— О-о! К Галке, значит!
— Не зря ехал?..
— Девка что надо!.. Староват, а то бы сватов послал.
— Работящая?
— В отца… О нем слыхали? Ну-у-у!.. С отца и начинать надо…
— Хороший человек?
— Увидите.
— С характером?..
— Есть сучки. Но коммунист настоящий. Из колхоза брали — плакал народ. Тринадцать часов собрание шло: «Не отпустим и все!»
* * *
О себе человек не много расскажет, поэтому я не пошел в контору. Возле ограды трое чумазых трактористов заводили разогретый факелом трактор. Я постоял у трактора полчаса, проехался на нем до околицы, потом зашел в телятник, потом в избу к деду Павлу Смирнову, потом в райком. На другой день мне уже не терпелось увидеть отца, «с которого надо начать разговор».
…Из-за стола поднялся немолодой, но и не старый еще человек.
— Из газеты?
— Из газеты…
«Принесла нелегкая! — читаю в глазах. — Дел-то уж больно много…»
Совхозу — год от рождения. Четыре самых бедных, самых запущенных колхоза решили объединиться в одно хозяйство. Восемьдесят шесть деревень и хуторков разбросано по перелескам. Объехать такое «государство» — неделя, не меньше…
Человеку сказали: «Сам видишь. Надо поставить на ноги… Потянешь?»
Он не стал говорить о здоровье, хотя давно уже украдкой подносит руку к груди. Он не говорил о колхозе, который за год поставил на ноги и где его чтили, как родного. Он сказал: «Понимаю, трудное место».
Вся его жизнь состоит из хождений по трудным местам. Налаживал, направлял, ставил на ноги. Он был пастухом, кузнецом, лесосплавщиком, секретарем райкома, директором МТС, председателем колхоза, снова секретарем. В сорок лет окончил семилетку. О его уменье хозяйствовать и обходиться с людьми по селам ходят легенды.
По сей день помнят Евгения Сергеевича в селах, где вместе с бабами чистил он запущенный коровник, где показывал мужикам, как ладить крышу, садить кирпич в горно, рыть колодец…
Сейчас, забыв о корреспонденте, Евгений Сергеевич стал на колени, как Чапаев, раскладывает на карте пресс-папье, бутылку из-под чернил:
— А я говорю,
Идет спор: поселять ли дояров поближе к фермам или проложить дорогу через болото, чтобы крюк не делали.
У директора разгоряченное лицо, быстрые движения увлеченного делом человека. Я хорошо представляю его сейчас с молотком в руках или с вилами на крестьянской крыше. «Жадный человек до работы», — сказал дед Павел о директоре. На курсах трактористов он не стеснялся сидеть рядом с мальчишками: «Хозяйственник должен знать трактор!» Он вызубрил шоферский «кодекс» и получил права. В долгих поездках по «государству» часто садится на место шофера: «Отдохни, Миша, а я развлекусь малость. За рулем, как на курорте, голова отдыхает…»
При огромном хозяйстве нечасто директорской голове часы для отдыха выпадают. Тысячи больших и мелких дел стучатся в двери. Вот сейчас только вышел бухгалтер, пугавший директора какой-то большою цифрой. Заходит старушка.
Крестится на портрет в углу, подносит к глазам платок. Для пенсии не хватает бумаг. Но старушка убеждена — «охлопочет Сергеич». Сергеич задумчиво слушает, пишет что-то в блокнот, звонит по телефону. Успокоенная старушка уходит.
Заходит взволнованный зоотехник. Обнаружилась странная болезнь у свиней — не растет нижняя челюсть. Директор что-то советует, кому-то грозится, требует не три, а десять килограммов лечебной сыворотки…
Какой-то парень требует аванса. Потом механик из соседнего колхоза робко садится на краешек стула:
— Евгень Сергеич, может, возьмете?..
— Коля! Ну что же говорить в пятый раз!.. Как же я могу взять? Колхоз и так хромает, а ты ко мне перебежчиком. Не по совести. Не могу!..
Темнеет рисованное морозом окно. Зажглась мутная лампочка под потолком. Директор заводит часы, смотрит на меня виноватыми глазами:
— Так вы о Галке хотите?.. А надо ль? Не загордится?..
* * *
Галин портрет рисовать не надо. Вот она вся перед вами. Весь ее характер в этих глазах, в этой улыбке. Скромная, веселая, умная. Однако даже удачная фотография не все расскажет о человеке.
Галя любила историю и не любила тригонометрию. Любит кино, книги, вышивку. Галя училась в десятом, когда отца перевели в совхоз. По вечерам они вместе сидели у лампы. У нее — тригонометрия, у отца — свои трудные задачи. Он пишет, считает. Иногда скомкает листки, начнет ходить из угла в угол. Иногда уснет за столом.
Спросишь о делах — только по голове погладит. Но Галка все знала.
Мало людей в хозяйстве. Разбирая скомканные листки отцовских расчетов, Галка знала: задумал свиноферму так перестроить, чтобы один человек тысячу свиней мог откормить. Целый месяц отец ищет такого человека. Но кто пойдет, если и двадцать свиней — по горло работы. Не помогли ни райком, ни разъяснения, ни уговоры.
Заехал к отцу старый приятель. За бутылкой вина «старики» вспомнили лесную работу, вспомнили, как у штабелей дров проходили собрания комсомольцев. Курили, вздыхали. Отец рассказал о совхозе, пожаловался: