Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
Шрифт:
* * *
Бой шел три дня и три ночи. Кажется, все железо, которое выплавили на земле, было брошено на клочок земли, отмеченный в полковых картах цифрами 97,5. Фашисты на час-другой прорывались до высоты, но, оставляя трупы и танковые костры, пятились. А потом совсем захлебнулись атаки…
Печальную картину имела дорога у высоты. Собственно, дороги и не осталось: горы мокрой земли, железо, тела убитых. Трудно было отличить своих от чужих.
На могиле героя поставили деревянную пирамиду со звездой наверху. Был дан салют из пушек и пистолетов.
В
…Наша Сивашская 257-я дивизия возвращалась на Родину в сорок пятом местами литовских боев. Мы специально остановились на дороге Шяуляй — Рига. Нетрудно было отыскать высоту 97,5. Молодой парень резал автогеном ржавые танки. По дороге мчались машины с бидонами молока…
Отыскали могилу. На ней уже выросла травка. Чьи-то руки посадили молодую березку. Останки героя мы торжественно, с музыкой и салютом перенесли на зеленое кладбище в городке Жагаре…
* * *
Когда я кончил рассказ, работник музея Илья Бенуианович положил мне на плечо руку.
— А вы уверены, что именно Назарова схоронили в сорок четвертом?.. — Он достал из кармана листок. — Читайте. Это ответ на письмо пионеров Вильнюсской школы, которые захотели знать о детстве героя:
«Дорогие ребята! Герой Советского Союза Иван Михайлович Назаров жив. Работает трактористом в Медногорском районе Оренбургской области. Вы можете сами ему написать…» — Я читал и не верил своим глазам. Неужели действительно жив?
С. Саркисьян, полковник запаса, бывший начальник политотдела 257-й Сивашской стрелковой дивизии.
* * *
Немедленно в Оренбургскую область вместе с полковником С. Саркисьяном вылетел корреспондент нашей газеты В. Песков. Его репортаж читайте в одном из ближайших номеров «КП».
Дорога в село Московку
Ветер, снег. Замерзшие галки на проводах слушают наш разговор.
— Да, да. Это я, Иван Назаров…
— Это ОН, — говорю я полковнику.
Полковник хватает трубку и, глотая слова от волнения, объясняет, кто мы и зачем приехали в Оренбург… Ветер. Должно быть, поэтому никакой слышимости.
— Выезжайте сегодня… Встречу в Кувандыке…
И все. Метель пригоршнями снега стучится в окна. Галки еле держатся на проводах. В трубке треск и голос телефонистки: «Линия повреждена. Извините». Но мы все равно счастливы.
— Действительно жив! И даже сам встретит!
* * *
Станция Кувандык. У привязи две белые от инея лошади жуют сено. Навстречу нам идет человек. Полушубок. Солдатские сапоги. Все быстрее шаги. Два человека почти бегут навстречу друг другу…
Если мужчины две минуты, обнявшись, трутся щеками, если без шапок не замечают мороза, если на глазах у них слезы и если при этом они не могут вымолвить слова — значит, мужчинам есть о чем говорить, есть что вспомнить.
— А это корреспондент «Комсомольской
Иван Назаров кидает в сани охапку сена. Садимся. Мелькнула фуражка дежурного по станции. Иней медленно тает на боках лошадей.
Первые полчаса разговор из сплошных восклицаний: «А помнишь?», «А помните?..»
— А помнишь бой накануне?.. Рота рванулась за реку…
— Да, ни один не вернулся…
— Сланевский волосы рвал… Жалко ребят…
— А помнишь Свиридовых — гимнасты, муж и жена?
— Да, он в штабе, а жена — санитарка…
— Минута свободная — надевают костюмы, и целый концерт на поляне…
— С ними наш Казбек выступал. Казбек Бутемиров, комсоргом был… Развяжет, бывало, мешок — вместе с патронами, с буханкой хлеба костюм гимнастический.
Постепенно разговор подходит к самому главному. Лошади одолевают горку после оврага. Иван расстегивает полушубок, и я вижу — на сером пиджаке у него мелькнула Звезда.
* * *
Как это было?.. Иногда, если очень устанешь или голова разболится, снится это ужасное стадо из танков. Наши артиллеристы здорово молотили в тот день. В двадцати шагах от меня одному «тигру» «картуз» набок свернуло. Другого я сам, когда он развернулся, гранатой по «сетке» достал. Однако и наши в окопах смолкали.
В передышку пробежал по окопам. От взвода остались я да еще Казаков, старший сержант.
«Казаков! — кричу. — Казаков!» Даже глаз не поднял, хрипит. Лужа крови у спины. Тут они снова пошли. Я с пулеметом в воронку. «Ляжете, — думаю, — сволочи». И вдруг почти у дороги вынырнул из дыма этот приземистый, лягушиного цвета, кресты на брюхе. У наших артиллеристов как раз заминка вышла. Начал «тигр» окопы утюжить. «Что же ты мертвых, подлый, тревожишь!» Метнулся я в соседний окоп — связка противотанковых в руки попала. Тут он прямо на меня и полз. Хлестнул очередью — не достал.
«Брешешь, гад, — думаю, — помирать будем вместе». Задрал он перед на бугорке, ну и под днище я ему в аккурат подкатил связку… Взрывом кинуло в сторону… Ноги — как плети. Помню, полз, пил грязную воду…
Иван Михайлович опять достает сигарету.
Придержав лошадей, закуривает, обжигая на ветру пальцы…
— Очнулся я уже пленным…
* * *
Сознание вернулось к взводному Назарову вечером. Прямо над головой торчала гусеница «тигра». Два немецких солдата тыкали в бок автоматом, зло говорили: «Рус, рус…» Рука потянулась за пистолетом. Тяжелый сапог ударил в живот. Чужая рука вынула пистолет и зашвырнула в снопы.
— Рус! Шнель, шнель…
Ноги не слушались. Четверо с автоматами схватили его, мешком кинули в бронированный кузов… Опять ухали взрывы, зеленым светом рассыпались ракеты…
Второй раз очнулся в лесу. В соснах стояли танки с крестами.
— Надо поговорить, лейтенант… — На корточки перед ним садится офицер-власовец. Говорит мягко, протянул флягу с водой. — У вас танки должны быть. Сколько и где?
Иван выплюнул красную сухую слюну и отвернулся.
— Мне поручили узнать… Где танки?