Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Альберт

Толстой Лев Николаевич

6 мая, уже в Швейцарии, повесть упоминается вновь: «Перечел Кизеветтера. Хорошо».

Одобрительный отзыв относился, вероятно, к замыслу повести, а не к его выполнению, потому что 7 мая читаем: «Немного пописал Повреж[денного] опять сначала».

Неоднократные заметки дневника за май и июнь говорят об очень напряженной работе, а под 24 июня Толстой записывает: «Читал Боткину Поврежденного. Действительно, это плохо».

За отсутствием данных трудно решить, читал ли Толстой Боткину повесть, доведенную до конца, или только часть ее. Мы предполагаем последнее и считаем, что читанное Боткину – текст автографа (2), описанного ниже, представляющий вторую, незаконченную редакцию повести.

Через три дня после

чтения Боткину, 27 июня, повесть появляется в Дневнике опять с новым заглавием: «Немного пописал Погибш[его]».

До возвращения в Россию (11 августа нов. ст.) работа над «Погибшим» шла урывками, перебивалась писанием «Отъеззжего поля», «Люцерна». Не сразу принялся Толстой за него и в России. Лишь 6 сентября, почти через месяц после приезда в Ясную поляну, встречается упоминание о «Погибшем», если не считать, что к нему же относится запись 16 августа: «Лень писать с подробностями, хотелось бы всё писать огненными чертами».

До 14 сентября было написано пять глав «Погибшего». В этот день в Ефремове, куда Толстой ездил на конскую ярмарку, он занес в Записную книжку: «Что вспомнил Д[елесов] при вальсе. Как танцовал в поту и поцаловал. Старик, – для него всё голо, а прежде и дерево, и облако, вокруг них всё было поэзия».

Запись в Дневнике, сделанная на следующий день, дополняет и поясняет эту заметку. – «Бросился писать и написал отличные 4 листика горячие».

Это – лл. 11—18 автографа 3, составившие 3-ю главу и заставившие переделать и пагинацию, и цыфры, ранее обозначавшие главы 3, 4 и 5.

18 сентября настроение падает: «Писал довольно много, но вся вещь плохая. Хочется свалить ее поскорее».

20 сентября «работалось хорошо», 22 – «писал довольно, но решительно плохо». Таков же отзыв и в суммарной записи Дневника под 25—28 сентября.

Как показывает дата под автографом 3, 5 октября, в Ясной Поляне, третья редакция повести была закончена.

Но автограф 3 может быть назван третьей редакцией повести лишь с некоторыми оговорками.

Уже на другой день после заключительной даты 3 автографа, 6 октября, Толстой отмечает в Дневнике, что „«обдумал окончательную отделку «Погибшего»“. Она не замедлила начаться, и несомненно, что для нее Толстой собрал отдельные листки, относившиеся к работе над последней третью повести после прочтения Боткину первых двух ее третей. Рукопись, благодаря этому, не говоря уже о «4 листиках горячих», получилась сборная. Это подтверждается и разнообразием бумаги, и перебоями в наименовании некоторых лиц повести (см. ниже описание рукописей «Альберта» и сравнение их с печатным текстом). Следы «отделки» ясно видны на автографе 3: исправления, вычеркивания, вписывания между строк и на полях, написанные другими чернилами, чем основной текст, крестики, обозначающие, как мы предполагаем, места вставок на отдельных листках. Таких вставок предполагалось довольно много, но сохранилось лишь две. Одна – лист 33 автографа 3, снабженный крестиком, по бумаге отличающийся от соседящих с ним предыдущих и последующих листов и введенный в текст повести, другая – 2 лл. автографа 4 Б.

Таким образом, являясь, с некоторыми оговорками, в основе своей третьей редакцией повести, автограф 3 в то же время служит переходом к четвертой редакции, полностью нам неизвестной.

Ее фрагментами являются автографы 4 А, Б и В, а также листы писарской копии и гранки до внесения в них авторских исправлений и вставок.

Работа над повестью продолжалась в Москве и Петербурге, где Толстой был с 17 по 30 октября.

23 ноября повесть была прочтена автором С. Т. Аксакову. «Кажется, понравилась старику», отмечает Толстой, а через два дня записывает, что «кончил работу», и что «вся вторая половина слаба».

Приблизительно к тому же времени надо отнести не датированное письмо Толстого к Некрасову, где он сообщает, что «к 26-му» пришлет Погибшего, повесть листа в 3, которой начинает быть доволен.³⁷

26

ноября, как отмечает Дневник, повесть (уже в IV ред.) была послана Некрасову. Очевидно, накануне было написано письмо к Некрасову, в котором Толстой выражал желание «пересмотреть все коректуры». «Ежели только это возможно по времени, – пишет Толстой, – то высылайте или вышлите их мне. Но коректуры 8 и 9 отдела непременно пришлите и скажите ваше мнение насчет их. Я ими недоволен. Я теперь занялся этой вещью преимущественно, чтобы сбыть ее с рук – она загораживала другие – но занявшись ею опять, серьезно увлекся и мне кажется, что есть места не дурные. Об отделе 11-м тоже скажите свое мнение, он мне не нравится».³⁸

Едва повесть была отослана, Толстой забеспокоился, так как «вспомнил много небольших, но необходимых исправлений. Главный вопрос: будете ли вы или нет печатать Погибшего в Декабре? – спрашивал он Некрасова. – Ежели да, то успею ли я исправить его по коректурам в Москве. Ежели не успею, а вам нужно печатать теперь, то уж я приеду в Петербург. – Необходимейшие исправления во второй половине; поэтому не велите отпечатывать ее в листы без исправлений… Извините пожалуйста зa эти хлопоты, я сам ужасно раскаиваюсь в том, что послал вам вещь в таком ужасно-невозможном виде».³⁹

30 ноября, как увидим ниже, Толстой просил Некрасова вернуть ему повесть обратно, а в промежуток времени между 26 и 30 ноября написано было неотправленное письмо Некрасову, от которого сохранилось лишь начало, содержащее указания на ряд исправлений в повести (автограф 5).

Появление повести в декабрьской книжке «Современника» не состоялось: вероятно, она уже запоздала для нее. Но ее набрали, Некрасов ее прочел и «по долгу совести» написал автору 16 декабря 1857 г., что она не хороша. «Главная вина вашей неудачи, – писал Некрасов, – в неудачном выборе сюжета, который, не говоря о том, что весьма избит, труден почти до невозможности и неблагодарен… Как Вы там себе ни смотрите на Вашего героя, а читателю поминутно кажется, что вашему герою с его любовью и хорошо устроенным внутренним миром – нужен доктор, а искусству с ним делать нечего». Впрочем, окончательное решение Некрасов предоставлял Толстому.⁴⁰

В сущности, это был замаскированный отказ, и так, видимо, понимал дело и сам Некрасов. 25 декабря он писал Тургеневу: Толстой «прислал такую вещь, что пришлось ему ее возвратить».⁴¹

18 декабря Толстой благодарил Некрасова за искренно выраженное мнение, с которым он, однако, несогласен. «Печатать ее (повесть) теперь нельзя; потому что как я писал вам, надо в ней исправить и изменить многое. 30 числа я еще просил вас прислать мне ее назад.⁴² Напрасно вы не прислали. – Что это не повесть описательная, а исключительная, которая по своему смыслу вся должна стоять на психологических и лирических местах и потому не должна и не может нравиться большинству, в этом нет сомнения; но в какой степени исполнена задача, это другой вопрос… Пришлите мне только пожалуйста рукопись или коректуры, чтобы пока свежо еще исправить что нужно и спрятать всё подальше».⁴³

Корректуры были возвращены, и, вероятно, в середине декабря Толстой принялся за поправки. Под 16—26 этого месяца повесть упоминается в дневнике под новым, уже четвертым заглавием: «Переправка Музыканта. Не печатаю».

Судя по исправлениям, которые сделаны в сохранившихся последних гранках, Толстой приводил в исполнение то, о чем писал в неотправленном письме к Некрасову. Художник Бирюзовский всюду тщательно удален и заменен Делесовым. Этот последний, а не Бирюзовский, как было первоначально в гранках, произносит длинную речь – апологию Альберта.