Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу
Шрифт:
Масаи, кажется, единственный народ, который активно отвергает цивилизацию, не задумываясь, хорошо это или плохо для него.
Масай не купит автомобиль, не наденет рубаху, не пойдет в услужение к белому. У Миши есть редкий снимок: масай моет автомобиль. Это действительно редкость. Масаи избегают общаться с белыми. И презирают всякую технику. Единственная «железка», с которой масаи не расстаются, это копье.
Масай считает: на земле есть одно только дело, достойное человека, — разведение коров. Этим делом масай занят всю жизнь. Как только ребенок начал ходить, в руках у него появляется прутик — погонять скот. Иметь как можно больше коров! Любопытно, что это не способ разбогатеть и как-либо изменить жизнь. Масай разводит
У входа в бома.
Сам масай питается исключительно мясом, молоком и молоком, смешанным с кровью.
Я не видел, как готовится подобное блюдо. По рассказам, это бывает так: бычку стрелой с близкого расстояния попадают в яремную вену: чтобы вена хорошо обозначилась и чтобы кровь била фонтаном, на шее бычка делают жгут из веревки. И все. Кровь собрали в кувшинчик из тыквы, добавили молока, размешали и выпили. Бычку же рану залепили слюной или свежим навозом, и «донор», задирая хвост, побежал к стаду…
Самобытность масаев — не результат житья в каком-нибудь малодоступном для остальных закутке Африки. Масаи кочуют в открытой, величайшей в мире долине. Перемежаясь озерами, широкий провал в земле тянется через всю Африку с юга на север. Масаи облюбовали в долине травянистые степи к востоку от озера Укереве (Виктория).
Масайская степь не была спрятана от набегов соседних племен, она стояла на пути арабских работорговцев и европейских миссионеров. Но воинственные масаи сумели устоять против отравленных стрел соседей и против арабских мушкетов. В Христа масаи тоже не захотели поверить, бог, восседающий на вулкане Лонгонот, вполне их устраивал. Уклад кочевой жизни оказался устойчивым от сторонних влияний.
Но европейцы отняли лучшую часть масайской земли. Они оттеснили пастухов к югу с прохладного плоскогорья, где в засуху можно было отыскать воду и пастбища. А когда начался дележ африканских земель, англичане и немцы по линейке на карте разрезали масайскую степь пополам. Единый народ оказался в двух государствах: в Кении и Танзании. Масаи, конечно, помнят этот грабеж. С той поры гордая замкнутость пастухов могла только усилиться.
И белому человеку нечего обижаться, если на желание «пообщаться» масай ответит молчаливым презрением. А если приезжий прицелится объективом, масай потрясает копьем, и это не просто желание попугать. Такие сцены характерны, правда, для туристской дороги, где погоня за живописными снимками осточертела не только масаям. Но стоит с большака повернуть в травянистую степь, видишь других людей. Они по-прежнему сдержанны, но любопытны, не прочь посмеяться, простодушно потрогать твои волосатые руки и поцокать языком от удивления — масайская кожа не знает такой экзотики.
Поговорить с масаями, однако, и тут невозможно. Не много людей на земле могут похвалиться знанием трудного масайского языка.
К тому же масаи ревниво его берегут. Возможно, это и есть главный барьер от сторонних влияний. Откуда масайский язык, откуда вышли сами масаи? Ответы будут не очень ясными.
Веками Африка была муравейником, в котором все двигалось, кочевало, перемещалось.
Считают, что масаи пришли с севера, с Нила, и являются потомками египтян. Есть смельчаки утверждать, что масаи, мол, не что иное, как потомки римских легионеров. Приводятся доказательства: Рим посылал солдат в Африку, и они
Они жизнерадостны и умны. Они прекрасные ветеринары и очень смелые воины. Наше желание поближе сойтись с масаями разрешилось неожиданным образом. По пути к заповеднику Серенгети мы увидели человека, сидевшего под тенью пыльных колючек. Заметив машину, он вышел к дороге. Рост его был не меньше двух метров.
— Масай… Кажется, он хромает, — Миша остановился.
Масай хотел, чтобы его подвезли. Прежде чем сесть в машину, он по слою пыли копьем изобразил нору, в которую, когда шел по степи, попал правой ногой. Наверное, был вывих — нога возле ступни сильно распухла. Объяснив причину своего унижения, масай с легким сердцем уселся в машину.
Сразу же стало ясно, что баню масаи не признают и благовониями не натираются. Миша опустил стекла. Масай это понял по-своему.
Он радостно высунул руку и стал ловить ветер. Потом он поднял в двух пальцах воображаемую сигарету и зашлепал губами. Из протянутой пачки масай взял три сигареты, размял, засунул их в рот и с наслаждением стал жевать.
В зеркальце я видел его лицо. Масаю было лет тридцать. Два больших зуба слегка глядели вперед. Операция над ушами была сделана вовремя и очень искусно: в мочки можно было просунуть кулак. Но висели в ушах лишь небольшие значки, изображавшие самолет фирмы «Эр Франс» — подарок туристов нашел достойное применение.
Наша дорога была прямая, через степь к Серорнеру. Но масай похлопал водителя по плечу и показал, что ему надо бы налево. Мы с Мишей переглянулись и решили покориться судьбе.
В масайской степи в сухую пору можно ехать целиком без дороги. Надо только глядеть, чтобы не затесаться колесом в жилье бородавочников. Мы ехали между редких акаций, похожих на зонтики, по желтой пыльной траве.
Степь от нестерпимого солнца у горизонта струилась жидким стеклом. Стадо коров и жирафы, казалось, ходили в прозрачной воде. Скорость была небольшая. Возле сухого ложка, который надо было объехать, масай возбужденно захлопал рукой по сиденью.
— Симба! Симба!
Я моментально откинул люк и увидел, как по траве в сторону уходила львица с толстыми, как хомяки, львятами. Котят мучило любопытство, но львица сердито поддала одного лапой, и семейство скрылось в кустах.
— Симба! Симба! — масай с удовольствием повторял это слово, понимая, что своей зоркостью доставил нам удовольствие…
Масайское поселение издали не увидишь.
Хижины высотою в полтора метра обнесены валом из сухих колючих кустов. Забрехали собаки, и выскочили навстречу машине пять совершенно голых, облепленных мухами ребятишек. Наш пострадавший сделал знак постоять и, хромая, пошел за ограду. Мы видели, как его поприветствовал кто-то не по-масайски полный и с бунчуком из хвоста зебры в руке. Наш масай тоже положил руку на голову толстому в знак приветствия.
Толстый с бунчуком оказался в общине старейшиной. Он знал язык суахили. Поговорив с ним немного, Миша указал на низкое солнце и на машину. Глава поселка понял, что речь идет о ночлеге, но столь необычное дело, видимо, требовало парламентского решения…
— Каа ньюмбани (хорошо, оставайтесь).
Миша усердно и долго объяснял ему, кто мы, откуда и куда едем. Но старик не понял. Он сказал еще раз «хорошо, оставайтесь» и, отгоняя бунчуком мух, пошел заниматься делами.
Масайская бома — это степные убежища от львов для людей и скотины. Скотину на ночь загоняют в середину крепости, и потому площадь в поселке была основательно унавожена. Двенадцать хижин стояли по кругу вдоль загородки.