Полное собрание сочинений
Шрифт:
– Таков приговор! Правильный и справедливый! Прекрасное решение! Самое достойное, самое честное и праведное! – хором завопило чумное семейство.
На лбу у короля собрались бесчисленные складки; старичок с подагрой запыхтел, как кузнечные мехи; молодая особа в погребальной сорочке вертела носом во все стороны; леди в саване ловила ртом воздух, словно издыхающая рыба; а тот, что был облачен в гроб, лежал, как колода, и таращил свои чудовищные глаза.
– Хи-хи-хи! – посмеивался Хью Смоленый, словно не замечая общего волнения. – Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! Я же говорил, когда мистер король стучал своей свайкой, что такому крепкому, малонагруженному судну, как мое, ничего не стоит опрокинуть в себя лишних два галлона рома с патокой. Но пить за здоровье сатаны (да простит ему Господь!), стоя на коленях перед этим паршивым величеством, когда я уверен, что он еще больший грешник, чем я, и всего-навсего Тим Херлигерли, комедиант, – нет, дудки! По моим понятиям это дело другого сорта и совсем не по моим мозгам.
Ему не дали кончить. Едва он упомянул имя Тима Херлигерли, все разом вскочили.
– Измена! – закричал его величество король Чума Первый.
– Измена! – проскрипел человек с подагрой.
– Измена! – взвизгнула ее высочество Чумная Язва.
– Измена! – прошамкал человек со связанной челюстью.
– Измена! – прорычал человек, облаченный в гроб.
– Измена! Измена! – завопила ее величество Рот-щелью и, ухватив злополучного Хью Смоленого сзади за штаны, высоко подняла его и без всяких церемоний бросила в огромный открытый бочонок с его излюбленным октябрьским пивом. Несколько секунд он то погружался на дно, то всплывал, словно яблоко в чаше с пуншем, пока не исчез в водовороте пенистого пива, которое забурлило еще больше от судорожных усилий Хью.
Видя поражение своего товарища, в дело вмешался долговязый матрос. Столкнув короля Чуму в открытый люк, отважный Дылда с проклятием захлопнул за ним дверцу и вышел на середину комнаты. Он сорвал качавшийся над столом скелет и принялся молотить им по головам пирующих, да с таким усердием и добросовестностью, что с последней вспышкой гаснущих углей вышиб дух из подагрического старикашки. Навалившись потом изо
Тень. Парабола
Сентябрь, 1835
пер. В. Рогова
Если я пойду и долиною тени…
Вы, читающие, находитесь еще в числе живых; но я, пишущий, к этому времени давно уйду в край теней. Ибо воистину странное свершится и странное откроется, прежде чем люди увидят написанное здесь. А увидев, иные не поверят, иные усумнятся, и все же немногие найдут пищу для долгих размышлений в письменах, врезанных здесь железным стилосом.
368
Если я пойду и долиною тени… – Библия. Псалом Давида, XXII, 4. В первом издании рассказа эпиграф отсутствовал.
Тот год был годом ужаса и чувств, более сильных, нежели ужас, для коих на земле нет наименования. Ибо много было явлено чудес и знамений, и повсюду, над морем и над сушею, распростерлись черные крыла Чумы [369] . И все же тем, кто постиг движения светил, не было неведомо, что небеса предвещают зло; и мне, греку Ойносу [370] , в числе прочих, было ясно, что настало завершение того семьсот девяносто четвертого года, когда с восхождением Овна планета Юпитер сочетается с багряным кольцом ужасного Сатурна. Особенное состояние небес, если я не ошибаюсь, сказалось не только на вещественной сфере земли, но и на душах, мыслях и воображении человечества.
369
...распростерлись черные крыла Чумы. – В этом рассказе, так же как и в предыдущем «Король Чума», получили отражение впечатления писателя от эпидемии холеры в Балтиморе летом 1835 г.
370
...греку Ойносу... – Условное имя, по-гречески «Ойнос» означает «вино».
Над бутылями красного хиосского вина, окруженные стенами роскошного зала, в смутном городе Птолемаиде [371] , сидели мы ночью, всемером. И в наш покой вел только один вход: через высокую медную дверь; и она, вычеканенная искуснейшим мастером Коринносом, была заперта изнутри. Черные завесы угрюмой комнаты отгораживали от нас Луну, зловещие звезды и безлюдные улицы – но предвещанье и память Зла они не могли отгородить. Вокруг нас находилось многое – и материальное и духовное, – что я не могу точно описать: тяжесть в атмосфере… ощущение удушья…. тревога и, прежде всего, то ужасное состояние, которое испытывают нервные люди, когда чувства бодрствуют и живут, а силы разума почиют сном. Мертвый груз давил на нас. Он опускался на наши тела, на убранство зала, на кубки, из которых мы пили; и все склонялось и никло – все, кроме языков пламени в семи железных светильниках, освещавших наше пиршество. Вздымаясь высокими, стройными полосами света, они горели, бледные и недвижные; и в зеркале, образованном их сиянием на поверхности круглого эбенового стола, за которым мы сидели, каждый видел бледность своего лица и непокойный блеск в опущенных глазах сотрапезников. И все же мы смеялись и веселились присущим нам образом, то есть истерично; и пели песни Анакреона, то есть безумствовали; и жадно пили, хотя багряное вино напоминало нам кровь. Ибо в нашем покое находился еще один обитатель – юный Зоил [372] . Мертвый, лежал он простертый, завернутый в саван – гений и демон сборища. Увы! Он не участвовал – в нашем веселье, разве что его облик, искаженный чумою, и его глаза, в которых смерть погасила моровое пламя лишь наполовину, казалось, выражали то любопытство к нашему веселью, какое, быть может, умершие способны выразить к веселью обреченных смерти. Но хотя я, Ойнос, чувствовал, что глаза почившего остановились на мне, все же я заставил себя не замечать гнева в их выражении и, пристально вперив мой взор в глубину эбенового зеркала, громко и звучно пел песни теосца [373] . Но понемногу песни мои прервались, а их отголоски, перекатываясь в черных, как смоль, завесах покоя, стали тихи, неразличимы и, наконец, заглохли. И внезапно из черных завес, заглушивших напевы, возникла темная, зыбкая тень – подобную тень низкая луна могла бы отбросить от человеческой фигуры – но то не была тень человека или бога или какого-либо ведомого нам существа. И, зыблясь меж завес покоя, она в конце концов застыла на меди дверей. Но тень была неясна, бесформенна и неопределенна, не тень человека и не тень бога – ни бога Греции, ни бога Халдеи, ни какого-либо египетского бога. И тень застыла на меди дверей, под дверным сводом, и не двинулась, не проронила ни слова, но стала недвижно на месте, и дверь, на которой застыла тень, была, если правильно помню, прямо против ног юного Зоила, облаченного в саван. Но мы семеро, увидев тень выходящего из черных завес, не посмели взглянуть на нее в упор, но опустили глаза и долго смотрели в глубину эбенового зеркала. И наконец я, Ойнос, промолвив несколько тихих слов, вопросил тень об ее обиталище и прозвании. И тень отвечала: «Я – Тень, и обиталище мое вблизи от птолемаидских катакомб, рядом со смутными равнинами Элизиума, сопредельными мерзостному Харонову проливу [374] ». И тогда мы семеро в ужасе вскочили с мест и стояли, дрожа и трепеща, ибо звуки ее голоса были не звуками голоса какого-либо одного существа, но звуками голосов бесчисленных существ, и, переливаясь из слога в слог, сумрачно поразили наш слух отлично памятные и знакомые нам голоса многих тысяч ушедших друзей.
371
Птолемаида – древнее название города Акка в Палестине.
372
Зоил – древнегреческий философ (IV в. до н.э.), получил известностькак ниспровергатель авторитетов.
373
...песни теосца – то есть Анакреона.
374
...Харонову проливу. – Харон (греч. миф.) – перевозчик душ умерших через воды подземного царства.
Четыре зверя в одном (Человеко-жираф)
Март, 1836
пер. В. Рогова
Chacun a ses vertus. [375]
Антиоха Эпифана [376] обычно отождествляют с Гогом из пророчеств Иезекииля [377] . Эта честь, однако, более подобает Камбизу [378] , сыну Кира. А личность сирийского монарха ни в коей мере не нуждается в каких-либо добавочных прикрасах. Его восшествие на престол, вернее, его захват царской власти за сто семьдесят один год до рождества Христова; его попытка разграбить храм Дианы в Эфесе [379] ; его беспощадные преследования евреев [380] ; учиненное им осквернение Святая Святых [381] и его жалкая кончина в Табе [382] после бурного одиннадцатилетнего царствования – события выдающиеся и, следовательно, более отмеченные историками его времени, нежели беззаконные, трусливые, жестокие, глупые и своевольные деяния, составляющие в совокупности его частную жизнь и славу.
375
"У каждого свои добродетели" (фр.). Из трагедии "Ксеркс" (1714), действие IV, сцена 2, французского драматурга Проспера Кребийона (1674-1762).
376
Антиох Эпифан (Антиох IV) (II в. до н. э.) – один из селевкидских царей, царствовавших в Сирии в 175-163 гг. до н. э. Прозван "Безумным" (Эпиманес), как и озаглавил По первоначально свой рассказ.
377
Иезекииль (VI в. до н. э.) – библейский пророк, ставивший в своих проповедях морально-этические вопросы. Согласно его пророчеству, Гог и Магог в отдаленном будущем придут с севера в Израиль войной, но погибнут в огне (Книга Иезекииля, 39. 1 – 16).
378
Камбиз (VI в. до н. э.) – древнеперсидский царь (529-523 до н. э.) из династии Ахеменидов, сын Кира, царствовавшего в 558-529 гг. до н. э.
379
Храм Дианы в Эфесе – выдающееся произведение античного искусства;
380
...преследования евреев... – При Антиохе IV произошло восстание евреев под предводительством Маккавеев (165 г. до н. э.).
381
...осквернение Святая Святых... – В 170 г. до н. э. Антиох IV разграбил Иерусалимский храм.
382
...жалкая кончина в Табе... – Антиох IV умер в Табе (Персия) во время военного похода на восток. Перед смертью у негообнаружилось умственное расстройство.
Предположим, любезный читатель, что сейчас – лето от сотворения мира три тысячи восемьсот тридцатое [383] , и вообразим на несколько минут, что мы находимся невдалеке от самого уродливого обиталища людского, замечательного города Антиохии. Правда, в Сирии и в других странах стояли еще шестнадцать городов, так наименованных, помимо того, который я имею в виду. Но перед нами – тот, что был известен под именем Антиохии Эпидафны ввиду своей близости к маленькой деревне Дафне, где стоял храм, посвященный этому божеству. Город был построен (хотя мнения на этот счет расходятся) Селевком Никанором [384] , первым царем страны после Александра Македонского, в память своего отца Антиоха, и сразу же стал столицей сирийских монархов. В пору процветания Римской империи в нем обычно жил префект восточных провинций; и многие императоры из Вечного Города (в особенности Вер [385] и Валент [386] ) проводили здесь большую часть своей жизни. Но я вижу, что мы уже в городе. Давайте взойдем на этот парапет и окинем взглядом Эпидафну и ее окрестности. "Что это за бурная и широкая река, которая, образуя многочисленные водопады, прокладывает путь сквозь унылые горы, а затем – меж унылыми домами?" Это Оронт; другой воды не видно, если не считать Средиземного моря, простирающегося широким зеркалом около двенадцати миль южнее. Все видели Средиземное море; но, уверяю вас, лишь немногие могли взглянуть на Антиохию. Под немногими разумею тех, что, подобно нам с вами, при этом наделены преимуществом современного образования. Поэтому перестаньте смотреть на море и направьте все внимание вниз, на громадное скопление домов. Припомните, что сейчас – лето от сотворения мира три тысячи восемьсот тридцатое. Будь это позже – например, в лето от рождества Христова тысяча восемьсот сорок пятое [387] , – нам не довелось бы увидеть это необычайное зрелище. В девятнадцатом веке Антиохия находится – то есть Антиохия будет находиться в плачевном состоянии упадка. К тому времени город будет полностью уничтожен тремя землетрясениями. По правде говоря, то немногое, что от него тогда останется, окажется в таком разоре и запустении, что патриарху придется перенести свою резиденцию в Дамаск... А, хорошо. Я вижу, что вы вняли моему совету и используете время, обозревая местность и теша взгляд
383
...от сотворения мира три тысячи восемьсот тридцатое – то есть 174 г. до н. э.
384
Селевк Никанор, (правильно: Никатор) (310-281г. до н. э.) – военачальник Александра Македонского, основатель династии Селевкидов.
385
Вер Луций (131-169) – римский император (161-169). Прославился своей расточительностью и разгулом.
386
Валент Флавий (329-378) – римский император (364-378), бывший соправителем своего брата, императора Валентиниана I, в восточнойчасти империи.
387
...тысяча восемьсот сорок пятое... – В первом издании рассказа значилось: "в тысяча восемьсот тридцать девятом году".
Прославленною древностью, которой Гордится этот город. [388]
Прошу прощения; я забыл, что Шекспир станет знаменит лишь тысячу семьсот пятьдесят лет спустя. Но разве я не был прав, называя Эпидафну уродливой? "Город хорошо укреплен; и в этом смысле столько же обязан природе, сколько искусству". Весьма справедливо. "Здесь поразительно много величавых дворцов". Согласен. "А бесчисленные храмы, пышные и великолепные, выдерживают сравнение с лучшими образцами античного зодчества". Все это я должен признать. Но тут же бесчисленное множество глинобитных хижин и омерзительных лачуг. Нельзя не увидеть обилия грязи в любой конуре, и, если бы не густые клубы языческого фимиама, то я не сомневаюсь, что мы бы учуяли невыносимое зловоние. Видели ли вы когда-нибудь такие невозможно узкие улицы, такие невероятно высокие дома? Как темно на земле от их тени? Хорошо, что висячие светильники на бесконечных колоннадах оставляют гореть весь день напролет, а то здесь царила бы тьма египетская. "Да, странное это место! А это что за необычайное здание? Видите, оно возвышается над всеми остальными, а находится к востоку от того строения, очевидно, царского дворца." Это новый храм Солнца, которому в Сирии поклоняются под именем Эла Габала. Позже некий недоброй памяти римский император учредит его культ в Риме и заимствует от него свое прозвище Гелиогабал [389] . Думаю, что вы хотели бы подглядеть, какому божеству поклоняются в этом храме. Можете не смотреть на небо: его Солнечного Сиятельства там нет – по крайней мере, того, которому поклоняются сирийцы. То божество вы найдете внутри вон того храма. Оно имеет вид большого каменного столба с конусом или пирамидою наверху, что символизирует Огонь. "Смотрите! Да что это за нелепые существа, полуголые, с размалеванными лицами, которые вопят и кривляются перед чернью?" Некоторые из них скоморохи. Другие принадлежат к племени философов. Большинство из них, однако, – особенно те, что отделывают население дубинками, – суть важные вельможи из дворца, исполняющие по долгу службы какую-нибудь достохвальную царскую прихоть. "Но что это? Город кишит дикими зверями! Какое страшное зрелище! Какая опасная особенность!" Согласен, это страшно; но ни в малейшей степени не опасно. Каждый зверь, если соизволите посмотреть, совершенно спокойно следует за своим хозяином. Некоторых, правда, ведут на веревке, но это, главным образом, меньшие или самые робкие особи. Лев, тигр и леопард пользуются полной свободой. Их без труда обучили новой профессии, и теперь они служат камердинерами. Правда, случается, что Природа пытается восстановить свои права, но съедение воина или удушение священного быка для Эпидафны такое незначительное событие, что о нем говорят разве лишь вскользь. "Но что за необычайный шум я слышу? Право же, ом громок даже для Антиохии! Он предвещает нечто из ряда вон выходящее". Да, несомненно. Видимо, царь повелел устроить какое-то новое зрелище – бой гладиаторов на ипподроме, или, быть может, избиение пленных из Скифии, или сожжение своего нового дворца, или разрушение какого-нибудь красивого храма, а то и костер из нескольких евреев. Шум усиливается. Взрывы хохота возносятся к небесам. Воздух наполняется нестройными звуками труб и ужасным криком миллиона глоток. Давайте спустимся, забавы ради, и посмотрим, что там происходит! Сюда! Осторожнее! Вот мы и на главной улице, улице Тимарха. Море людей устремилось в эту сторону, и нам трудно будет идти против его прилива. Он течет по аллее Гераклида, ведущей прямо от дворца, – так что, по всей вероятности, среди гуляк находится и царь. Да – я слышу клики глашатая, возвещающие его приближение в витиеватых восточных оборотах. Мы сможем взглянуть на его особу, когда он проследует мимо храма Ашимы, а пока укроемся в преддверье капища; он скоро будет здесь. А тем временем рассмотрим это изваяние. Что это? А! Это бог Ашима, собственной персоной. Вы видите, что он не ягненок, не козел, не сатир; также нет у него большого сходства с аркадским Паном. И все-таки ученые последующих веков приписывали – прошу прощения, будут приписывать – эти обличья Ашиме Сирийскому. Наденьте очки и скажите, кто он. Кто он? "Батюшки! Обезьяна!" Именно – павиан; но от этого божественность его не меньше. Его имя – производное от греческого Simia Обезьяна (греч.). что за болваны археологи! Но смотрите! Смотрите! Вон сквозь толпу продирается оборванный мальчишка. Куда он идет? О чем он вопит? Что он говорит? А, он говорит, что царь движется сюда во главе торжественного шествия; что на нем полное царское облачение; что он только что собственноручно предал смерти тысячу закованных в цепи пленных израильтян! За этот подвиг оборвыш превозносит его до небес! Чу! сюда движется толпа таких же голодранцев. Они сочинили латинский гимн "Флавий Вописк [390] указывает, что чернь пела приведенный гимн, когда во время сарматской войны Аврелиан собственноручно убил девятьсот пятьдесят врагов. (Примеч, авт.)", восхваляющий отвагу царя, и поют его по мере своего продвижения:
388
...Гордится этот город – В. Шекспир. "Двенадцатая ночь", III, 3. пер. М. Лозинского.
389
Гелиогабал (Элагабал) (204-222) – римский император в 218-222гг., провозгласивший сирийского бога солнца Элагабала главнымбогомримлян, приняв имя этого бога.
390
Вописк, Флавий (III-IV вв.) – один из "шести писателей истории императоров". Биография римского императора Аврелиана (270-275) написана им около 304 г. Аврелиан разбил одно из сарматских племен на Дунае, о чем повествует Вописк в его биографии.
Что можно передать следующим образом: