Полное собрание стихотворений

Мережковский Дмитрий Сергеевич

XLIX

Ответов ждал со страхом и томленьем,Краснея сам, смущаясь и дрожа:Ему казалась личным оскорбленьемНеправильная форма падежа,Ему глагол с неверным удареньемИз наших уст был как удар ножа.Земному чуждый, пламенный фанатик,Писал он ряд ученейших грамматик.

L

Читал Платона Бюрик – не педант,Напротив, весельчак, но злейший в мире,Весь белый, бритый, выхоленный франт,В обрызганном духами вицмундире;К жестоким шуткам он имел талант:Того, кто знал урок, оставив в мире,Он

робкого лентяя выбиралИ долго с ним, как с мышью кот, играл.

LI

Несчастный мальчик, с мнимою отвагой,К доске уже бледнея подходил;Тот одобрял его, шутил с беднягойИ понемногу в дебри заводил,Не торопясь; но покрывались влагойГлаза его, он медленно цедилСлова сквозь зубы и в дремоте сладкойЛаскал тихонько подбородок гладкий.

LII

Как выступал на лбу ученикаХолодный пот, с улыбкой сладострастнойСледил, и мухой в лапах паукаТот бился все еще в борьбе напрасной:Томила жертву смертная тоска;«Скорей бы нуль!» – мечтал уже несчастный,В схоластике блуждая без руля,А смерти нет, и нет ему нуля!

LIII

Но в старших классах алгебры учительБыл хуже немцев – русский буквоед,Попов, родной казенщины блюститель;Храня военной выправки завет,Незлобивый старательный мучитель,Он страшен был душе моей, как бред...В лице – подобье бледной мертвой маски —Мерцали хитрые свиные глазки.

LIV

В нем было все противно: глупый носИ на челе торжественном и плоскомНачальственная важность, цвет волосПрилизанных и редких с желтым лоском;Он – неуклюж, горбат, и хром, и кос, —Казался жалким странным недоноском.Всегда покорен и застенчив, разЯ дерзким бунтом удивил наш класс.

LV

Мне от Попова слушать надоело —«Ровней держитесь, выпрямите грудь!»Я на скамью – неслыханное дело —Сел, опершись локтем, чтоб отдохнуть,И пуговиц, ему ответив смело,На сюртуке дерзнул не застегнуть;Он закричал, но я решил упрямо:Умру, не застегну, не сяду прямо!

LVI

Лимониус с инспектором пришли,И сторожа меня на новосельеВ сырой, холодный карцер повелиИ заперли на ключ в позорной келье, —Жилище крыс, но там, во тьме, в пыли,Я чувствовал нежданное веселье:Подвижником себя воображалИ в лихорадке сладостной дрожал.

LVII

Как жаждал сердцем правды я и мщенья!Не все ль равно, за что восстать – за мирИ все его обиды и мученьяИли за право расстегнуть мундир?Тебя познал я, демон возмущенья:Утратив сердца прежний детский мир,Я чувствовал, – хотя был бунт напрасен, —Что ты, Злой Дух, мой темный Бог – прекрасен!

LVIII

Тебе остался верен я с тех порИ, соблазненный ангелом суровым,Не покорясь, всю жизнь веду я спорИз-за несчастных пуговиц с Поповым:Душа безумно рвется на простор.За то, что я к мирам стремился новым,За то, что рабства я терпеть не мог, —Меня казнил Лимониус и Бог.

LIX

В те дни уж я томился у преддверьяСомнений горьких, и когда наш поп,Находчивый

и полный лицемерья,Доказывал, наморщив умный лоб,Чтоб истребить в нас плевелы неверья,Научною теорией потопИль логикой – существованье Бога, —Рождалась в сердце вещая тревога.

LX

И бес меня смущал: нас каждый деньВодили в церковь на Страстной неделе;Напев дьячка внушал мне сон и лень:Мы по казенным правилам говели;И неуютною казалась тень,Не дружески огни лампад блестели;Рука творила знаменье креста,Но мертвая душа была пуста.

LXI

Кощунственная мысль была упряма;И чистая святая белизнаПросвирки нежной, запах фимиама,Вкус теплого церковного вина,И голубь, Дух Святой, на своде храма,За царскими вратами глубинаНе веют в душу прежней сладкой тайной:Рождает все лишь страх необычайный.

LXII

Но по привычке давней перед сномЯ начинал молитву, умиленный:С подарком няни – сахарным яйцомНа алой ленте, с вербой запыленной,Был образок так родствен и знаком...Когда же вновь опомнюсь, пробужденный, —Как будто вдруг в душе потухнет свет,И ужасает мысль, что Бога нет.

LXIII

Скребется мышь, страшат ночные звуки,На улице умолк последний шум.А я сижу во тьме, ломая руки,И отогнать не в силах грешных дум:С мятежным духом, дьяволом науки,Изнемогая борется мой ум,И ангела-хранителя напрасноНа помощь я зову с надеждой страстной.

LXIV

Что избавление должно прийти,Я чувствую, не ведая, откуда.Целуя образ, я молил: «Прости!Не верю я и знаю – это худо,Но ведь Тебе легко меня спасти:О, дай мне знак, о, только сделай чудо,Теперь, сейчас, до наступленья дня, —Хоть маленькое чудо для меня!»

LXV

Миссионер для обращенья Кости,Ученый поп, был приглашен отцом:Он приходил к нам по субботам в гости;В лиловой рясе с золотым крестом.Пить чай умел, в беседах, чуждых злости,Лоб вытирая шелковым платком,С баранками и сливками так вкусноИ Дарвина опровергал искусно.

LXVI

И спорам их о Боге без концаЯ с жадностью внимал, дохнуть не смея:Доказывал он Промысел Творца,И, объясняя книги Моисея,С приятной тихой важностью лицаЦитатами из книг ученых сея,По поводу Адама говорилОн о строеньи черепа горилл.

LXVII

Но дерзкого неверья злое семяВ душе моей росло: я помню, разНаш батюшка в гимназии, в то времяК принятью Тайн Святых готовя класс,Моих сомнений увеличил бремя:Смутил меня о грешнике рассказ,Вкусившем недостойно от Причастья:Я слушал, полон жадного участья.

LXVIII

Как Тайнами Христовыми сожжен,Язык его лукавый был раздвоенИ в трепетное жало превращен...Я был, как этот грешник, недостоин;В кощунственные мысли погружен,Я ждал беды, угрюм и беспокоен,И, веря, что меня накажет Бoг,Раскаяться хотел я и не мог.