Полное собрание стихотворений
Шрифт:
Но злато, может быть, пороки позлащает,
И милой Лизы мать так точно рассуждает.
«Постой, — кричит Плутов, — тебе ль о том судить,
Как в свете должно весть себя и жить?
Ты молод, так молчи, мораль давно я знаю,
Ты с нею гол как мышь, я — селы покупаю.
Поверь мне, не набьешь стихами кошелька,
Я вздора не пишу, а мой карман исправен,
Незнаем ты никем, я — в Петербурге славен,
Ласкают все меня и графы и князья».
Плутов! ты всем знаком: о том не спорю я;
Но также нет и в том сомненья никакого,
Что редко льзя найти бездельника такого,
Что всё имение, деревни, славный дом
Пронырством ты достал, Плутов, и воровством.
Довольно, не хочу писать теперь я боле,
И, не завидуя ничьей счастливой доле,
Стараться буду я лишь только честным быть,
Законы почитать, отечеству служить,
Любить моих друзей, любить уединенье —
Вот сердца моего прямое утешенье.
<1780-е годы>
378. К ТЕКУЩЕМУ СТОЛЕТИЮ{*}
О век чудесностей, ума, изобретений!
Позволь пылинке пред тобой,
Наместо жертвоприношений,
С благоговением почтить тебя хвалой!
Который век достиг толь лучезарной славы?
В тебе исправились испорченные нравы,
В тебе открылся путь свободный в храм наук;
В тебе родилися Вольтер, Франклин и Кук,
Румянцевы и Вашингтоны;
В тебе и естества позналися законы;
В тебе счастливейши Икары, презря страх,
Полет свой к небу направляют,
В воздушных странствуют мирах
И на земле опять без крыл себя являют.
Но паче мне всего приятно помышлять,
Что начали к тебе и деньги уж летать.
О чудо! О мои прапращуры почтенны!
Поверите ли в том вы внучку своему,
Что медь и злато, став в бумажку превращенны.
Летят чрез тысячу и больше верст к нему?
И вдруг от всех забот себя освобождает.
Уже и Шмитов он с терпеньем сносит взор;
Не слышит совести докучливый укор;
Не видит более в желаниях препоны,
Пьет кофе, может есть чрез час и макароны.
<1791>
379. НАСЛЕДНИКИ{*}
Не доведи бог быть богатым и бесчадным.
Трудиться и копить — кому ж? Злодеям жадным,
Которы, всякий час вертясь передо мной,
Ласкают, а в уме: «Сошли бог за душой!»
Не дай судьба мне ждать и знатного наследства,
Коль нет к снисканию его другого средства,
Кроме коварства лишь и подлости души;
А честностью... О ней в стихах лишь ты пиши.
Иной, забыв родных и — сладость сердца — дружбу,
Презрев сыновий долг к отечеству и службу,
И даже собственность — всё кинул, десять лет
Бессменно бабушку, как ворон, стережет,
Ни шагу от нее, и должен беспрестанно
Читать в ее глазах, стараться несказанно
Ни правдою, ничем ее не разъярить;
Миролюбиво да всечасно говорить,
Грустить, вздыхать, не поднимая взора;
Смеяться? — Хохотать, надсевшись до умора;
Браниться ль? Поощрять того, сего чернить,
Бояться, как дитя, безделицы купить,
Коптеть в конуре и, что мне всего тяжеле,
Не сметь и пролежать час лишний на постеле,
Таскаться до зари, бродить туда-сюда,
Лишь только б думали: «Он в деле завсегда...»
Бывает ли хоть в ночь страдалец наш в покое?
Никак! Он мучится тогда ужасней втрое
Меж тем как нищему пресладкий снится сон;
Змеяд до полночи часов считает звон
И думает: «Стара, того гляди, споткнется,
А о дарительной поднесь не заикнется.
Что, если б как-нибудь об этом намекнуть?..
Но прежде надобно Пиявкина спихнуть
И тех других еще пооттереть немного —