Полное собрание стихотворений

Фет Афанасий Афанасьевич

1842

«Перлы восточные — зубы у ней…»

Перлы восточные — зубы у ней, Шелк шемаханский — коса; Мягко и ярко, что утро весной, Светят большие глаза. Перси при каждом вдыханьи у ней Так выдаются вперед, Будто две полные чаши на грудь Ей опрокинул Эрот. Если же с чувством скажет: «Люблю» — Чувство и слово лови: К этому слову — ты слов не найдешь, Чувства — для этой любви!

1842

«Как

ум к ней идет, как к ней чувство идет…»

Как ум к ней идет, как к ней чувство идет, Как чувство с умом в ней умеет сродниться, Умеет родное найти — и на нем Так ярко и тонко всегда отразиться. Сквозь ставень окна серебристым лучом Так в спальню прекрасной луна проникает, На стол упадет — и, нашедши на нем Алмаз позабытый, с алмазом играет.

1842

«Утром курится поляна…»

Утром курится поляна, Вьется волнистый туман, И на развивы тумана Весело смотрит Титан. Шире грудей колыханье, Локон свивается вновь, — Слаще младое дыханье И непорочней любовь… Утро, как сон новобрачной, Полно стыда и огня, — Всё, что вечор было мрачно, Ясно в сиянии дня.

1842

«В руке с тамбурином, в глазах с упоеньем…»

В руке с тамбурином, в глазах с упоеньем, Ты гнешься и вьешься, плывешь и летишь… Так чуткая травка под грезы Эола, Под сонную арфу качается в тишь. Так в теле, так в членах, объятых забвеньем, Одно безусталое сердце стучит В тот час, как при звездах недвижных, холодных Одна яркой искрою к бездне летит.

1842

«Я узнаю тебя и твой белый вуаль…»

Я узнаю тебя и твой белый вуаль, Где роняет цветы благовонный миндаль, За решеткою сада, с лихого коня, И в ночи при луне, и в сиянии дня; И гитару твою далеко слышу я Под журчанье фонтана и песнь соловья… Днем и ночью гляжу сквозь решетку я вдаль — Не мелькнет ли в саду белоснежный вуаль?

1842

«Мы ехали двое… Под нею…»

Мы ехали двое… Под нею Шел мерно и весело мул. Мы въехали молча в аллею, И луч из-за мирты блеснул. Все гроздья по темной аллее Зажглися прощальным огнем — Горят всё светлее, алее, И вот мы в потемках вдвоем. Не бойтесь, синьора! Я с вами — И ручку синьоры я взял, И долго, прильнувши устами, Я ручку ее целовал.

1842

«За красавицу соседку…»

За красавицу соседку, За глаза ея — Виноградную беседку Не забуду я. Помню ветреной смуглянки Резкий, долгий взор — Помню милой итальянки Утренний убор… Жаркой груди половину, Смоль ее кудрей — И плетеную корзину На руке у ней. И

прозрачной тени сетку На лице ея — Виноградную беседку Не забуду я!

1842

Горный ключ

(Офелии)

С камня на камень висящий, С брошенных скал на утес Много кристалл твой блестящий Пены жемчужной унес. Был при деннице румян ты, Был при луне бледен ты, Гордо носил бриллианты, Скромно — цветы и листы. Много твой шум отдаленный Чуждых людей приманил, Много про чудо вселенной Странник в дому говорил. Тучи несут тебе воду, Чуждые люди дары, Сила дарует свободу, Шелест и прелесть игры. Чадо тревожной неволи, Что же мне бросить в поток? Кубок ли звонкий, кольцо ли, Розы ли юной шипок? Розу увядшую, друг мой, Кинул я с желтым листком; Чувство, и зренье, и слух мой Гибнут с последним цветком.

1842

«Безмолвные поля оделись темнотою…»

Безмолвные поля оделись темнотою, Заря вечерняя сгорела, воздух чист, В лесу ни ветерка, ни звука над водою, Лишь по верхам осин лепечет легкий лист, Да изредка певец природы благодатной За скромной самкою, вспорхнув, перелетит И под черемухой, на ветке ароматной, Весенней песнию окрестность огласит. И снова тихо всё. Уж комары устали Жужжа влетать ко мне в открытое окно: Всё сном упоено…

1842

«Когда кичливый ум, измученный борьбою…»

Когда кичливый ум, измученный борьбою С наукой вечною, забывшись, тихо спит, И сердце бедное одно с самим собою, Когда извне его ничто не тяготит, Когда безумное, но чувствами всесильно, Оно проведает свой собственный позор, Бестрепетностию проникнется могильной И глухо изречет свой страшный приговор: Страдать весь век, страдать бесцельно, безвозмездно, Стараться пустоту наполнить — и взирать, Как с каждой новою попыткой глубже бездна, Опять безумствовать, стремиться и страдать, — О, как мне хочется склонить тогда колени, Как сына блудного влечет опять к отцу! — Я верю вновь во всё, — и с шепотом моленья Слеза горячая струится по лицу.

1842

К Морфею

На ложе, свежими цветами испещренном, В пурпуровом венце, из мака соплетенном, Довольно спать тебе, красавец молодой. Проснись, молю тебя, скорей глаза открой И дай коснуться мне целебного фиала, Чтоб тихо я уснул, чтоб сердце не страдало. Люблю душистый сок твоих целебных трав, Люблю твои уста, люблю твой кроткий нрав, Диану полную над детской колыбелью, В которой ты лежишь, предавшийся безделью, И ложа тесноту, и трепетную тень, И страстные слова, и сладостную лень.