Впервые опубликовано в «Сарат. листке» (1876, 1 января, № 1).
Датируется 1832 годом по нахождению в казанской тетради.
Стихотворения 1833 года
Юнкерская молитва
Царю небесный!Спаси меняОт куртки тесной,Как от огня.От маршировкиМеня избавь,В парадировкиМеня не ставь.Пускай в манежеАлехин гласКак можно режеТревожит нас.Еще моленьеПрошу принять —В то воскресеньеДай
разрешеньеМне опоздать.Я, царь всевышний,Хорош уж тем,Что просьбой лишнейНе надоем.
Примечания к стихотворениям 1833 года
Юнкерская молитва
Печатается по копии – ИРЛИ, оп. 2, № 68, л. 2.
Внизу листка дата – «1833». На обороте листка запись, сделанная рукой П. А. Висковатова, который свидетельствует, что текст стихотворения сохранился у А. П. Шан-Гирея.
Автограф не известен.
Впервые опубликовано (без отдельных стихов и с вариантами) в воспоминаниях А. Меринского в «Атенее» (1858, ч. 6, № 48, стр. 289).
Датируется 1833 годом на основании пометы на копии и содержания стихотворения.
«Алехин глас» – поэт имеет в виду Алексея Степановича Стунеева, преподавателя Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.
В «Записках неизвестного гусара» (А. Ф. Тирана) упоминается о том, что в рукописном журнале «Школьная заря» в числе других произведений Лермонтова была помещена и «Юнкерская молитва». Тиран приводит текст ее, отличающийся от текста копии ИРЛИ и текста, опубликованного в «Атенее» («Звезда», 1936, № 5, стр. 184).
Стихотворения 1833–1834 годов
На серебряные шпоры…
На серебряные шпорыЯ в раздумии гляжу;За тебя, скакун мой скорый,За бока твои дрожу.Наши предки их не зналиИ, гарцуя средь степей,Толстой плеткой погонялиНедоезжаных коней.Но с успехом просвещеньяВместо грубой старины,Введены изобретеньяЧужеземной стороны;В наше время кормят, холят,Берегут спинную честь…Прежде били – нынче колют!..Что же выгодней? – бог весть!..
В рядах стояли безмолвной толпой…
В рядах стояли безмолвной толпой,Когда хоронили мы друга,Лишь поп полковой бормотал, и поройРевела осенняя вьюга.Кругом кивера над могилой святойНедвижны в тумане сверкали;Уланская шапка да меч боевойНа гробе досчатом лежали.И билося сердце в груди не одноИ в землю все очи смотрели,Как будто бы всё, что уж ей отдано,Они у ней вырвать хотели.Напрасные слезы из глаз не текли,Тоска наши души сжимала;И горсть роковая прощальной земли,Упавши на гроб, застучала.Прощай, наш товарищ, не долго ты жил,Певец с голубыми очами;Лишь крест деревянный себе заслужил,Да вечную память меж нами!
Примечания к стихотворениям 1833–1834 годов
На серебряные шпоры…
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 22 (тетрадь XXI), л. 10 об.
Впервые опубликовано в «Сарат. листке» (1876, 1 января, № 1).
Датируется на основании содержания 1833–1834 годами – временем пребывания Лермонтова в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.
В рядах стояли безмолвной толпой…
Печатается по копии – ИРЛИ, оп. 4, № 85 («Материалы для биографии М. Ю. Лермонтова» В. Хохрякова), л. 16–16 об.
Автограф не известен.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Висковатова (т. 1, 1889, стр. 243).
Датируется на основании содержания 1833–1834 годами – временем пребывания Лермонтова в Школе гвардейских подпрапорщиков
и кавалерийских юнкеров. По мнению М. Ф. Николевой вызвано смертью юнкера Егора Сиверса, который умер 5 декабря 1835 г. (См. Соч. изд. «Библиотека поэта», Малая серия, т. 1, стр. 393–394). Написано по образцу стихотворения И. И. Козлова «На погребение английского генерала сира Джона Мура».
Ликует буйный Рим… торжественно гремитРукоплесканьями широкая арена:А он – пронзенный в грудь – безмолвно он лежит,Во прахе и крови скользят его колена…И молит жалости напрасно мутный взор:Надменный временщик и льстец его сенаторВенчают похвалой победу и позор…Что знатным и толпе сраженный гладиатор?Он презрен и забыт… освистанный актер.И кровь его течет – последние мгновеньяМелькают, – близок час… вот луч воображеньяСверкнул в его душе… пред ним шумит Дунай…И родина цветет… свободный жизни край;Он видит круг семьи, оставленный для брани,Отца, простершего немеющие длани,Зовущего к себе опору дряхлых дней…Детей играющих – возлюбленных детей.Все ждут его назад с добычею и славой,Напрасно – жалкий раб, – он пал, как зверь лесной,Бесчувственной толпы минутною забавой…Прости, развратный Рим, – прости, о край родной…Не так ли ты, о европейский мир,Когда-то пламенных мечтателей кумир,К могиле клонишься бесславной головою,Измученный в борьбе сомнений и страстей,Без веры, без надежд – игралище детей,Осмеянный ликующей толпою!И пред кончиною ты взоры обратилС глубоким вздохом сожаленьяНа юность светлую, исполненную сил,Которую давно для язвы просвещенья,Для гордой роскоши беспечно ты забыл:Стараясь заглушить последние страданья,Ты жадно слушаешь и песни стариныИ рыцарских времен волшебные преданья —Насмешливых льстецов несбыточные сны.
Еврейская мелодия
(Из Байрона)
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!Вот арфа золотая:Пускай персты твои, промчавшися по ней,Пробудят в струнах звуки рая.И если не навек надежды рок унес,Они в груди моей проснутся,И если есть в очах застывших капля слез —Они растают и прольются.Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,Мне тягостны веселья звуки!Я говорю тебе: я слез хочу, певец,Иль разорвется грудь от муки.Страданьями была упитана она,Томилась долго и безмолвно;И грозный час настал – теперь она полна,Как кубок смерти яда полный.
В альбом
(Из Байрона)
Как одинокая гробницаВниманье путника зовет,Так эта бледная страницаПусть милый взор твой привлечет.И если после многих летПрочтешь ты, как мечтал поэт,И вспомнишь, как тебя любил он,То думай, что его уж нет,Что сердце здесь похоронил он.