Полное собрание творений. Том 5
Шрифт:
Вслед за многими святыми Отцами епископ Игнатий монашество сравнивал с подвигом мученичества. Как мученичество, так и монашество не есть изобретение человека, а даровано человечеству Господом и основывается на одних и тех же заповедях Христа Спасителя. Подвиг мученичества и монашества вышеестественен и не может быть совершен без всесильной помощи Божией.
Подобно мученичеству, монашество начинается с отречения от мира и «Богу содействующу» всесовершенным умерщвлением своей души и тела для живущих в них греховных навыков и всецелой отдаче себя воле Божией.
Как мученики, так и истинные монахи по мере прохождения своего сверхъестественного подвига
По мнению епископа Игнатия, «подвиг некоторых святых иноков кажется более непостижимым по сверхъестественности своей, нежели даже подвиг мученика» [1850].
В этом можно убедиться, говорит епископ Игнатий, если прочитать жития святых иноков Марка Фраческого, Онуфрия Великого, Марии Египетской и многих других.
Зависимость монашества от общего уровня христианства. Считая монашество Богоустановленным и уподобляя его под{стр. 637}вигу мученичества, епископ Игнатий никогда не отделяет его от Богоустановленного христианства. Если преуспевает в мире христианство — наступает и расцвет монашества; если же ослабевает христианство в мире — клонится к упадку и монашеская жизнь. Упадок нравственности монахов находится в тесной зависимости от нравственности мирян. Между христианами, живущими в мире, и монахами — христианами, живущими в монастырях, по наблюдениям епископа Игнатия, всегда существовала самая тесная связь.
В дни жизни епископа Игнатия монашество подвергалось со стороны многих светских лиц справедливым и еще чаще несправедливым нападкам. Постепенный упадок нравственности среди мирян и связанное с ним ослабление нравственности в монастырях епископ Игнатий подтверждает следующим примером.
Однажды С.-Петербургский митрополит Серафим, беседуя с архимандритом Игнатием об умножении бракоразводных дел в Консистории, сказал, что когда он был викарием в Москве, то бракоразводных дел в Консистории бывало в год одно или два; архиереи же старцы в то время говорили епископу Серафиму, что в их молодости бракоразводных дел вообще не существовало. «Вот факт, — заключает это повествование епископ Игнатий, — живописующий нравственность прежнего времени и ход ее к настоящему положению, ход быстрый, неутешительный» [1851].
Основываясь на свидетельствах старцев-иноков, с которыми епископ Игнатий так часто любил беседовать, он пришел к выводу, что еще в начале XIX столетия вступало в монастырь много лиц, сохранивших девство, никогда не вкушавших вина, хорошо изучивших Священное Писание и творения святых Отцов и не расстроивших своего воображения чтением пустых светских книг, людей, не растерявших свое здоровье злоупотреблениями, привыкших часто посещать храм и имеющих многие другие благочестивые навыки. Они, получив строгое благочестивое воспитание в миру, становились строгими и сильными монахами по душе и телу.
Но во время прохождения самим епископом Игнатием многотрудного монашеского поприща нравственность христиан значительно понизилась. Долгая жизнь в монастырях {стр. 638} убедила Владыку в том, что вступление в его время девственника в монастырь было величайшей редкостью, почти не встречалось среди вступающих в монастырь людей, не стяжавших в мире порочных навыков и не расстроивших злоупотреблениями своего здоровья. Большинство вступавших в монастырь были слабы телом и душою, с расстроенным воображением, с притуплённой совестью. Для подобных людей борьба с собой, личный подвиг нравственного совершенствования был, по заключению владыки Игнатия, весьма затруднителен.
Сознавая ослабление христианства и тесно связанного с ним монашества, епископ Игнатий с горечью видел в этом «недуг общий» и призывал как монахов, так и мирян: «Восплачем о нем вместе и вместе позаботимся о исцелении его!»
Мнение епископа Игнатия о монашестве его времени. Несмотря на то, что во времена святителя Игнатия на Русской земле были сотни обителей, открывались новые монастыри, во многих обителях воздвигались великолепные храмы и монастырские здания, многие обители изобиловали насельниками, духовный взор богомудрого архипастыря за всем этим внешним благоустройством видел картину весьма малоутешительную.
Как при встрече с человеком Владыка видел состояние души того, с кем он беседовал, и никогда внешность человека и его мирское положение не имели преобладающего значения для составления мнения о нем, так и внешнее благоустройство Российских монастырей не остановило Преосвященного Игнатия произнести весьма скорбные для его сердца слова. В конце своей жизни в 1864 году Владыка писал своему другу игумену Антонию: «О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок, отживает оно век свой вместе с христианством. Восстановления не ожидаю. Восстановить некому…» [1853]. В другом письме к нему же епископ Игнатий сравнивает {стр. 639} положение монастырей с весенним снегом в последних числах марта и первых апреля; снаружи кажется, что «снег как снег», а под низом его уже повсюду весенняя вода, которая растворит снег при первой «вспомогательной атмосферной перемене». С большой грустью великий поборник монашества в России отмечал, что в обителях «весьма часто актерской наружностью маскируется… безнравственность», и что «истинным монахам нет житья в монастырях от монахов актеров».
В чем скрывались причины столь бедственного состояния монастырей при их видимом благоденствии и процветании?
Епископ Игнатий ясно указывает эти причины. Мы уже говорили о тесной связи, которую видел Преосвященный между христианским миром и монашеством.
В ослаблении христианства вообще в людях заключалась первая и основная причина ослабления монашества: «Ослабела жизнь иноческая, как и вообще христианская, ослабела иноческая жизнь и потому, что она находится в неразрывной связи с христианским миром, не может требовать от монастырей сильных иноков, подобных древним, когда и христианство, жительствовавшее посреди мира, преизобиловало добродетелями и духовной силой» [1854].
Вторая и не меньшая причина ослабления монашества, по мнению епископа Игнатия, состояла в почти повсеместном оставлении в монастырях внутреннего духовного делания, которому он, вслед за святыми Отцами, придавал первостепенное значение. «В современном монашеском обществе, — пишет он, — потеряно правильное понятие об умном делании. Даже наружное благочинное поведение …почти всюду оставлено…» «Теперь всё искоренилось, осталась одна личина благочестия, сила иссякла. Может быть, кроется где-либо, как величайшая редкость, какой-либо остаток прежнего. Без истинного умного делания монашество есть тело без души» [1855].