Полное соединение
Шрифт:
Эти первокурсники еще не знали, что будет дальше.
Но уже знали, что ничего хорошего не будет.
Эра школьного благодушия стремительно утекла в канализационный слив.
– Кроме Насти, «автоматы» получают…
Он посмотрел в свою рабочую ведомость – распечатанную экселевскую таблицу с сеткой дат, полной отметок об активности – и прочитал фамилии студентов, освобожденных от экзамена.
– А кто автомата не получил? – прозвучал безымянный голос с
– Учить и сдавать, – Сергеев нехорошо улыбнулся. – Будет одна консультация, учебная часть вывесит расписание. Остальное – на экзамене. Вопросы я составил давно, передавал на флешке для всех. Передавал, Ализа?
– Передавали, – кивнула староста. – Я им сказала, чтобы подходили ко мне, я скину. Никто еще не пошевелился.
Это девушке с маленькой грудью и большими глазами родители дали татарский вариант имени из страны чудес.
Но она была симпатичнее, чем ослоумствующая англичанка.
– Но Владимир Иванович! – продолжал парень. – Я ничего не понимаю в математике. Я бы хотел…
– То, что не понимаете – это ваши проблемы, – жестко перебил Сергеев. – Я еще на первой лекции предупредил, что школьные времена кончены. Ваши знания нужны только вам. Я и так знаю слишком много для счастливой жизни.
– Но я…
– А будете выступать – вам же будет хуже. Не выводите меня из себя. Еще одно слово, и я удвою список экзаменационных вопросов. Любопытно будет взглянуть, как вас за это поблагодарит группа.
Тишина стала лабораторной.
Доцент поднялся из-за стола.
С высоты роста студенты казались ничтожными, он в самом деле готов был стереть их в порошок.
– Еще вопросы?
– Владимир Иваныч, а у меня «плюсики» есть? – спросила Марина.
Настырный бездельник взбесил преподавателя, это видели все, наглость девушки поражала.
Впрочем, то была не наглость, а высшая степень безразличия к миру, игнорирование закона самосохранения.
Сергееву стало смешно, злость отпустила.
– У вас… – он сделал вид, будто смотрит свой листок, хотя в том не было нужды. – Нет ни одного. Будете сдавать экзамен.
Студентов, которые проявляли интерес к математике, доцент называл на «ты».
Остальных он априорно дистанцировал методом обращения, не предвещающим хорошего.
– А можно мне сейчас к доске выйти?
Марина взглянула прямо, переставила под столом ноги.
Колени блеснули почти скромно.
– Можно, – Сергеев кивнул. – Но в этом нет никакого смысла. Один «плюс» роли не сыграет.
– А вдруг я решу задачу так хорошо, что вы сразу ко мне проникнетесь и поставите пять за один выход к доске?
Группа захохотала.
Очевидно, знания этой
– Это нереально, – ответил Сергеев. – Но если вы настаиваете…
Маринины шансы на успех равнялись нулю.
То, что доцент целый семестр любовался ее ногами, ничего не значило.
Согласно учебной нагрузке, он читал лекции и вел практические занятия по высшей математике в четырнадцати группах двух первых курсов шарашкиной «академии».
Из четырехсот двадцати студентов восемьдесят процентов составляли девицы, у половины были красивые ноги, половина половины позволяла ими полюбоваться. Восемьдесят четыре пары ног составляли репрезентативную выборку.
Янины, конечно, были красивее прочих, но красота ласкала глаз, ничего не давая телу.
Франциск умер с обесцениванием доцентской зарплаты.
Но Сергеев относился ко всем с равной степенью индифферентности.
А иногда – особенно в конце семестра, когда прецедент уже ничего не решал – не упускал возможность продемонстрировать напускное благодушие.
– Давайте на спор, – продолжил он. – Вы решаете задачу – одну эту задачу и больше ничего, но только без моей подсказки, а сами. И я вам ставлю «пять». Прямо сейчас – как Насте. И высшую математику вы забудете, как страшный сон. Все свидетели, я никогда не вру.
– А если не решаю?
– Если не решаете – на «нет» и вопросов нет, один ответ.
Пожав плечами, Марина вылезла из-за стола.
Искоса взглянув искоса на ее сияющие бедра, Сергеев взял растрепанную книгу Кремера и принялся диктовать условие задачи:
– Целевая функция задается…
Он читал автоматически, а сам в очередной раз завидовал преподавателям-женщинам, чья зависимость от экстерьерных характеристик студентов была не столь сильной.
Досада на то, что эти ноги он никогда не рассмотрит как следует, увеличивала общую досаду на жизнь, которая прошла слишком быстро.
Пятнадцать минут, оставшиеся до конца пары, Марина молча чертила мелом непонятные значки.
Она не знала ничего; впрочем, в том сомнений не было изначально.
– Ну все, – сказал Сергеев, взглянув на часы. – Караул устал. До встречи на экзамене.
Девица переминалась у доски, словно ждала озарения свыше.
– А вы, Марина, не представляю, как будете сдавать, – добавил он.
Она пожала плечами, двумя руками поправила неухоженные волосы.
Серый джемпер пополз вверх, над краем черной юбки показался живот: белый, чуть припухлый, с вертикальной ложбинкой через пупок.
Такие детали встречались не у девушек, а у молодых, еще не разъевшихся женщин.