Полное затмение
Шрифт:
— Я доверял Берлинзу, долгие годы я доверял ему, а теперь он делает такие вещи. Лжет и жульничает. Я еще ни в ком так не разочаровывался. Никогда. Он лгал мне, пусть это была глупая, крошечная ложь, даже в тот день в лаборатории.
Воцарилось молчание, нарушаемое только обычными для кафетерия звуками. Прочие посетители уже покинули кафетерий, и теперь вокруг раздавались лишь стук грязных тарелок и переговоры обслуги.
— Не верю, — Ким опустила голову и исподлобья посмотрела на Ломакса, — Берлинз не
Но ведь Джулия показала Ломаксу письмо с подтверждением. Выступление должно было состояться через три месяца. Уже накопился целый архив наводящей уныние переписки. Организаторы симпозиума подчеркивали, что форум посвящен новым идеям и теориям, и просили Берлинза подтвердить, действительно ли его работа является новым словом в науке. Берлинз уверял, что дела обстоят именно так.
— Если ты окажешься прав, — наконец проговорила Ким, — а ты, конечно же, не прав… но если все-таки прав, ты должен остановить его. Нельзя допустить, чтобы Берлинз выставил себя на посмешище.
Ломакс согласился, ощущая некое злобное удовлетворение.
— Ты уверен, что здесь нет ничего личного?
— Думаешь, я хотел обнаружить, что данные изменились?
Мгновение Ким смотрела на него, затем произнесла:
— Ты часто с ним спорил.
— Для того в обсерватории и существует Берлинз. В этом заключается его уникальный дар. Он вызывает споры. В результате дело движется вперед.
— Тут другое. Он не собирался вызывать подобный спор.
— Да, другое. Спор совсем о другом.
Ким внимательно посмотрела на Ломакса:
— Что ты собираешься делать?
— Сначала я должен еще кое-что разузнать.
— Например?
— Ну, проверить результаты в банке данных.
Все результаты записывались, распечатывались и хранились в банке данных.
— Но как ты сможешь попасть в банк данных, чтобы Берлинз не узнал?
Доступ к банку данных, кроме Берлинза, имели всего несколько человек.
— Карточка доступа есть у Родригеса.
— Тебе придется расписаться.
— Ну и хорошо — распишусь.
Ким пожала плечами.
— Давай пойдем сейчас, — предложила она. — Я с тобой.
— К Фахосу?
— К Фаллосу.
Фахос был самым большим телескопом и располагался на самой высокой точке горы. Фахосом его назвали в честь одного покойного астронома, но Ким неизменно называла группу купольных телескопов Пенисами, а Фахос именовала не иначе как Фаллосом.
У Фахоса была отдельная стоянка, и некоторые астрономы перемещались между служебными помещениями на машинах, хотя здания разделяло всего несколько сотен ярдов. Была еще тропинка, петляющая между горами и соснами. Ломакс очень любил ходить по ней.
Солнце уже припекало, стоянка была наполовину заполнена. Они пересекли ее и только начали карабкаться по тропинке, как из лаборатории неожиданно появилась
Джулия, идущая навстречу в развевающемся платье, еще появится в фантазиях Ломакса. Его уже беспокоили содержание, яркость и частота этих фантазий.
— Почему бы не попросить ее дать тебе ключ? — спросила Ким.
— Потому что у нее нет ключа.
— Она смогла бы взять его у Берлинза, а он бы ничего и не узнал.
— Он повсюду ходит с ним.
— Ты хочешь сказать, Берлинз берет ключ с собой в ванную?
— Может быть.
Ломакс едва не споткнулся.
— Судя по всему, тебя приводит в бешенство то, как Евгений и Добермен пускают слюни, глядя на нее? — спросила Ким.
Она была права. Это действительно приводило Ломакса в бешенство. В качестве приветствия Евгений в своей умильной русской манере целовал руку Джулии. Ломакс пил кофе и делал вид, что ничего не замечает, хотя на самом деле внутри у него все клокотало — казалось, молекулы души готовы вырваться наружу.
— Боже, ты бы видел себя сегодня, когда Евгений обсасывал ее пальцы.
— Обычная манера русских, — отвечал Ломакс, рассерженный словами Ким.
Ему хотелось спросить: неужели Евгений не просто целовал руку Джулии, а на самом деле обсасывал ее пальцы?
Подъем был высоким, и сейчас они карабкались между узкими скалами. Ким пыхтела, потела и не могла говорить, пока подъем не кончился. Тропинку усеяли иглы от растущих по обеим сторонам сосен, здесь стоял сумрак, и жара усиливала головокружительный аромат. Наконец перед ними открылся вид на долину.
— Итак, — продолжила Ким, отдышавшись, — Джулия уже позволяет тебе сосать свои пальцы?
— Нет, — уныло отвечал он.
— Все еще в конце очереди, да?
— Какой такой чертовой очереди?
Теперь они шли по ковру из сосновых иголок, Ломакс немного впереди. Мокрые волосы Ким прилипли к голове. Спереди на блузке появились круги пота.
— Просто я не хочу, чтобы ты страдал из-за… куклы Барби, — сказала она.
— Какой очереди?
— Ломакс, пойми, ты здесь не единственный мужчина, который интересуется ею.
Ломакс открыл было рот, но промолчал.
— Однако я считаю, что Добермен — всего лишь хвастун.
Ломакс споткнулся о корень дерева.
— На самом деле она и не смотрит на него, — продолжила Ким. — Все это не больше чем фантазии.
— А что он рассказывает?
— Что и обычно. Всегдашнее Доберменово бахвальство.
Ломакс никогда не верил, что россказни Добермена могут быть правдой. Однако до сих пор он находил их весьма комичными.