Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского

Неизвестен

Действие души на тело — ясно. Тело во всем объеме своем ощущает это действие. Когда душа выйдет из тела, прекращается ее действие на тело. Имеется и действие духов на тела человеческие и вообще на вещество. Так онемел Захария от действия на него ангела (Лк. 1; 20–22), так воспламенилась жертва Гедеона от прикосновения к ней жезла, который держал в руке явившийся к нему ангел, так ангел прикоснулся широте стегна Иаковля и отерпе широта стегна Иаковля, егда ангел боряшеся с ним (Быт. 32; 25). Так ангелы в Содоме, простерши руки, вовлекли Лота во внутренность дома и затворили двери дома, а людей, собравшихся к дверям дома, поразили слепотою (Быт. 19; 10). Так читается во второй книге Царств (24; 16–17), в описании

моровой язвы: Простре ангел Божий руку свою на Иерусалим погубити его, и раскаяся Господь о зле и рече ангелу, погубляющему люди: довольно ныне, отыми руку твою. И ангел Господень бе стоя пред гумном Орны Иевусеанина. И рече Давид к Господу, егда виде ангела биюща люди. Так ангел Господень восхитил Филиппа с дороги из Иерусалима в Газу и поставил его в Азоте (Деян. 8; 39), так ангел толкнул в ребра апостола Петра, так по действию ангела спали железные цепи с рук Петра (Деян. 12; 7).

О действии демонов также упоминается в Писании: сатана связал тяжким недугом женщину, исцеленную Господом (Лк. 13; 16), на праведного Иова он навел тяжкую болезнь (Иов. 2; 7), демон любил Сарру, дочь Рагуила, убивал мужей ее, убежал в Египет, когда обонял курение (курение вещественное), был связан ангелом (Товит 6; 7–8). Поведаемое здесь Св. Писанием о духах с совершенною сходственностию поведается и св. отцами. Для тех, которым непонятно или очень мало понятно неодушевленное вещество, тем более непонятны естество и свойство сотворенных духов.

Объяснение словами тщетно там, где нужно объяснение из аскетизма. Церковь воспевает своему мудрецу: „Деяние обрел еси богодухновенне, в видения восход“ (тропарь священномученику). Полезно всем, имеющим богословские познания по букве и решающимся судить единственно из них о сочинениях аскетических, обратить должное внимание на следующее прекрасное место одного из наших современных церковных писателей: Проспер Аквитанский, один из пламенных чтителей Августина, в 432 году подверг строгому рассмотрению мысли (преподобного) Кассиана, или, как выражался он, „собеседника“ (соііаіог). Но Кассиан основывался в своих мыслях на опыте людей, „проходивших степени жизни духовной со вниманием, и, имея в виду Августина, замечал, что благодать далеко менее можно защищать пышными словами и говорливым состязанием, диалектическими силлогизмами и красноречием Цицерона, чем примерами египетских подвижников“ (Историческое учение об отцах Церкви Филарета, архиепископа Черниговского. Т. 3, § 202, с. 55, изд. 1859 г.).

Западная Церковь не любит Кассиана по многим причинам, она причислила его к еретикам, как сказано в „Слове о смерти“. Но Восточная Церковь чтит его между святыми, и между такими святыми, которые заслуживают по писаниям своим особенного уважения и доверенности чад Церкви (Лествица. Слово 4). Приведенный нами писатель говорит в той же статье: „Кассиан защищает правоту среднего пути между путем Августина и путем Пелагия, и Церковь Восточная никогда не одобряла крайностей Пелагия и Августина“.

4) Во второй выноске (с. 32) священник делает наивный вопрос о том, с которого именно времени газы, пары, воздух, ветер, человеческое дыхание перестали называться духом? Хотя это известно всякому, знающему историю химии, но, не желая отзыв оставить неполным, отвечаем: в конце прошедшего столетия, когда внезапно родилась новая наука — химия, в особенности с того часа, как воздух разложен графом Левуазье на кислород и азот, этим низведен от достоинства начала к сложности, от духа — к материи. В радости, дошедшей до исступления, об открытии, долженствовавшим изменить все понятия человеков о веществе, граф бегал по улицам Парижа и кричал: открыл, открыл! Тогда пали в прах понятия, пред которыми благоговело человечество в течение тысячелетий, понятия о четырех стихиях и другие вымыслы и предположения, которыми заменялись точные сведения за неимением их. (Изложение Православной веры св. Дамаскина. Книга 2, гл. 8, 9, 10).

С приятностию и уважением читаются указанные здесь и подобные

возглашения науки — младенца как результаты первых попыток ума человеческого, но последование им в настоящее время было бы смешным, чуждым смысла. К таким высоким понятиям почтенной древности, которые признавались неприкосновенною истиною и которые не имеют никакого основания, принадлежит знаменитое понятие о простоте веществ и существ. После разложения воздуха, при успехах химии, поддерживаемой математикой, понятие о простоте пало. Простым, то есть бесконечно тонким, чуждым всякой сложности, может быть только одно бесконечное. В число высоких познаний священника, видимо, входит и почившая теория о простоте в ограниченном. Руководствуясь этим понятием, схоластики заявляли простоту духов наравне с Богом.) Отсюда и начало материализма в настоящем развитии его: схоластика западных богословов оказалась слабою для противоборства против него, оказалась слабою по той причине, что основывалась на разуме и учениях человеческих, отвергши учение Духа, пренебрегши им в гордыне своей.

Мы уже сказали, что священник Матвеевский не сочувствует изложенному епископом Игнатием учению о чувственности рая. Впрочем, священник не очень усиливается опровергнуть это учение и на рецензию его посвящает краткую статью. „После того, — так начинает он эту статью, — как составитель „Слова о смерти“ допустил вещественность души и духов, неудивительно, что он признал и чувственность рая: ведь вещественные души, разлучась с телами, требуют себе вещественного местопребывания“ (с. 34). Очень верно. Читаем в „Богословии“: „Для духов (святых ангелов) должен быть где — либо свой особый мир, занимающий известное место во вселенной, который именуется в Св. Писании третьим небом (2 Кор. 12; 2) и небом небес (3 Царств 8; 27)“. Точно то же должно отнести к душам отшедших отсюда святых человеков. Священник говорит: „Церковь не высказала, что такое рай и где он находится“. Правда ли это?

Священное Писание прямо говорит: Насадил Господь Бог рай во Едеме на востоце (Быт. 2; 8). Оно говорит о древах райских (Быт. 2; 16–17; 3; 2–3; 7; 22). Оно поведает о употреблении в пищу райских плодов человеками, которые были в теле, следовательно, вкушали пищу вещественную. Так всегда признавала и Церковь, не заботясь тщетно определить выражений как о месте, так и о веществе рая, неясных для нас в настоящем нашем положении. В „Слове о смерти“ приведены отцы и жития святых, которыми подтверждается и несколько объясняется поведание Писания.

Священника сбивают с толку его отсталые понятия о веществе. Он признает вещество в одном видимом мире, за пределами наших телесных чувств ему нужно решительное отсутствие вещества, соответственно отжившему понятию о веществе. Все ограниченное — вещественно, положительно говорит наука. Опровержений, представляемых незнанием, в полученных его неопровержимых истинах, она принять не может. Опровергающий вещественность в ограниченном есть пред судом науки или решительный нигилист, или только деист.

Понятие о сотворенных духах и о не видимом нами мире, как бы о чем — либо решительно отвлеченном, равновесно опровержению существования невидимого мира и сотворенных духов. (Будут же человеки по воскресении своем наслаждаться блаженством рая в телах своих! Будут же человеки по воскресении своем мучиться в аде с телами своими! Огнь адский уготован для падших духов: этот огнь будет жечь и человеков в телах их, и духов бесплотных. Также райские наслаждения будут общие у духов и у человеков. В настоящее время, до воскресения, человеки наслаждаются в раю и мучаются в аде одними душами своими. Это засвидетельствовано Св. Писанием со всею ясностию и простотою, требующими прямого понимания и приятия верного, как говорит о вечном блаженстве и о вечной муке святой Тихон Воронежский. Для такого понимания необходимо признание для невидимого нашими телесными очами мира свойственной ему вещественности.) Существование чего — либо ограниченного вместе вполне невещественного — нонсенс.