Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге
Шрифт:
Иными словами, центр всей русской жизни переместился на северо-восток. Измышление колоссальное. Киев действительно управлялся теперь с северо-востока, но до упадка ему было далеко. При всей политике ставленников северо-востока Киев играл огромную роль для южной Руси. Другое дело, что Карамзина история этой южной Руси заинтересовать не могла. Его самодержавие переехало на северо-восток. Вместе с Андреем.
Так что вся дальнейшая история, которую дает Карамзин, южной Руси почти не касается. Это история сначала Суздальско-Владимирской земли, затем Московского княжества и в дальнейшем Московского царства.
Андрей, конечно же, не был никаким великим князем России,
Это очень характерные оговорки. Четыре первые области (включая смехотворное московское княжество, которого тогда не существовало) по размеру невелики, то, что Карамзин именует «отчасти», проще объяснить так: на стыках подвластных областей существовали торговые городки (вроде Торжка), которые находились в совместной собственности, киевской областью он располагал чисто номинально, перечисленные ниже князья признавали власть Андрея, но ему не подчинялись, разве что силой, а Волынь с добавлением «даже» оставалась при всем том независимой. Но чего Андрей желал – подчинить себе всех князей на всем пространстве тогдашних «Русей».
Южные князья имели меньше претензий: их как раз волновали судьба Киева и возможность именоваться киевским великим князем. Поэтому после утверждения в Киеве Глеба борьба за город продолжалась.
Сначала свои права предъявил уже известный Мстислав Изяславич. Когда стало ясно, что на город идет объединенное с галичанами войско, Глеб поспешил удрать в Переяславль. А Мстислав вошел в Киев. Народ, надо сказать, принял его с воодушевлением. Но удержаться в городе Мстислав не смог: Глеб привел сильное войско. Как всегда костяк этого «русского» войска составляли половцы.
Князю пришлось уходить на Волынь. Он предпринял еще пару попыток, но неудачных. Зато Глеб огнем и мечом прошелся по его юго-западным землям. Это старого князя доконало. Он умер во Владимире Волынском, оставив на попечение брата малолетних сыновей.
Устроив дела Глеба, Андрей занялся и вторым гнездом неспокойствия – Новгородом, к которому питал такую же сильную ненависть, что и новгородцы к нему. Его сын Мстислав Андреевич был в этом плане ничем не лучше. Именно его и отправил на усмирение непокорных боголюбский князь. Новгородские летописи рассказывают о непомерной жестокости сына Андрея. Летописи владимирской Руси, напротив, обвиняют самих новгородцев: «Злоупотребление уничтожает право, и Великий Князь Андрей был избран Небом для наказания вероломных».
Обороной Новгорода руководил молодой князь Роман Мстиславич, и новгородцы не подвели. «Несколько раз с обеих сторон съезжались чиновники для переговоров и не могли согласиться; – рассказывает историк, – в четвертый день [25 февраля 1170 г. ] началася битва, кровопролитная, ужасная. Новогородцы напоминали друг другу о судьбе Киева, опустошенного союзным войском; о церквах разграбленных, о святынях и древностях похищенных; клялися умереть за вольность, за храм
Стрелы сыпались градом: рассказывают, что одна из них, пущенная воином Суздальским, ударилась в икону; что сия икона в то же мгновение обратилась лицом к городу; что слезы капали с образа на фелон Архиепископа и что гнев Небесный навел внезапный ужас на полки осаждающих. Новогородцы одержали блестящую, совершенную победу и, приписав оную чудесному заступлению Марии, уставили ежегодно торжествовать ей 27 ноября праздник благодарности. Чувство живой Веры, возбужденное общим умилением, святыми церковными обрядами и ревностным содействием Духовенства, могло весьма естественным образом произвести сие чудо, то есть вселить в сердца мужество, которое, изумляя врага, одолевает его силу. Новогородцы видели в Андреевых воинах не только своих злодеев, но и святотатцев богопротивных: мысль, что за нас Небо, делает храброго еще храбрее.
Победители, умертвив множество неприятелей, взяли столько пленных, что за гривну отдавали десять Суздальцев (как сказано в Новогородской летописи), более в знак презрения, нежели от нужды в деньгах. – Бегущий Мстислав был наказан за свою лютость; воины его на возвратном пути не находили хлеба в местах, опустошенных ими, умирали с голода, от болезней, и древний Летописец говорит с ужасом, что они тогда, в Великий пост, ели .мясо коней своих».
Но эта новгородская победа была только военной победой. Очевидно, Андрей применил хитрую тактику и перекрыл путь продовольствию, потому что горожане вынуждены были изгнать своего князя и начать переговоры с Боголюбским: «Четверть ржи стоила тогда в Новегороде около рубля сорока трех копеек нынешними серебряными деньгами. Довольные славою одержанной победы, не желая новых бедствий войны и щадя народ, чиновники, Архиепископ, люди нарочитые предложили мир Боголюбскому, по тогдашнему выражению, на всей воле своей, то есть не уступая прав Новогородских: Великий Князь принял оный с тем условием, чтобы вместо умершего Святослава княжил в Новегороде брат его, Рюрик Ростиславич, который господствовал в Овруче, не хотел перемены и, единственно в угодность Андрею выехав оттуда, приказал сей Удел Волынский брату Давиду».
Правда, Рюрик недолго удержался в Новгороде, его тоже выставили вон, тогда на его место Андрей поставил одного из своих сыновей, Юрия.
Если на севере Андрею удалось поправить положение, то с югом дело обстояло сложнее. Слишком активно в последнее время русские использовали половецкое войско – набеги не прекращались. В момент одного из таких набегов Глеб и умер. Стол тут же занял тот самый Владимир, который давно об этом грезил. Андрей был в ярости, но пока он обдумывал, как выбить дядю из Киева, тот умер. На место Владимира был назначен Роман Смоленский. Андрей мало вникал в дела южной Руси, разве что посылал своих воевод с войском для походов за пределы своей земли. При нем было несколько походов на болгар. В последнем принимал участие тот самый Мстислав, что прославился пожогом новгородских деревень. С не меньшим усердием он жег болгарские. И мог бы, жечь еще долго, если бы, вернувшись из Болгарии, вдруг не умер в Киеве. Новгородцы бы сказали: Бог покарал.