Polo или зеленые оковы
Шрифт:
–Ну,– нетерпеливо спросил Феликс, стоило Отцу замолчать.
–Ну и я отказался. Говорю, сейчас холодно, хоть пижаму надеть. На том и порешили, что я в пижаме,– Отец ущипнул край своих шорт,– босой поеду.
–Ну а ты сразу ко мне?
–Ага. Думаю: у Брусова отсижусь, если ты меня довезешь, а там видно будет.
Машина понеслась по горящему в вечерних огнях проспекту. Широкие, залитые неоновым светом, витрины с колбасами и разносолами, выставленными напоказ, возбуждали и без того дикий аппетит Отца. Он проглотил слюну, глядя на огромную вывеску с изображением свиной ветчины, и отвел глаза в сторону. Феликс проехал мимо Алого Поля и свернул на проспект, ведущий в северо-западный район. Мимо, в вечернем сумраке, проплыла старая церквушка, ныне оборудованная под органный зал, освещенная с разных сторон прожекторами. От ночной иллюминации она выглядела очень строго и таинственно. Проехали мимо дворца культуры молодежи, и выехали
–Все, Феликс, тут останови.– Отец махнул рукой на обочину.
Феликс въехал в квартал и встал.
–Да давай уже довезу, чего ты как бомж будешь мерзнуть тут.– Сказал он.
–Нет, хватит. А то Брусов увидит меня в машине, а потом ляпнет Гурику. Плакал тогда наш коньяк. Не надо.
–Будет он тебе возле окна сидеть, караулить. Он, наверное, с девчонками веселится.– Феликс сделал движение тронуться.
–Нет, правда, не нужно. Спасибо тебе, дружище. Без тебя бы к Брусову кусок обмороженной плоти добрался бы. Все, я пошел.– Сказал Отец и вылез из машины.
Феликс махнул ему рукой.
–Давай, когда коньяк пользовать будем?– Прокричал он в открытую форточку.
–Скоро.– Сказал Отец и скрылся в тени растущих неподалеку деревьев.
Нужно пройти вниз еще три дома, чтобы очутиться в блаженном тепле. Феликс неторопливо развернул машину и уехал прочь. Оставшись один, Отец крадучись направился вниз по темной улице, в конце которой его ждал ужин.
Холод с новой силой набросился на измученного Отца. Дрожь уже не просто потряхивала его, она колотила, словно небольшой ураган. Отец кутался в свою циновку, подарок далекой теплой Цватпы. Серые пятиэтажки обступили дорогу и смотрели на странника желтыми зрачками кухонных окон, из которых доносились до Отца запахи жареной картошки и еврейского салата. Эти последние метры, отделяющие Отца от блаженного тепла берлоги Большого Синяка, показались ему марафонской трассой. Окоченевшие ноги ничего не чувствовали под собой. Глаза слезились на ветру, который поднялся вдруг. Обойдя последний дом, Отец свернул в квартал и увидел федерала.
Да чтоб тебя, подумал Отец. Нет от тебя спасения. Что тебе здесь надо? Отец чуть было не заревел в голос. Слезы подкатились к глазам и еще небольшое усилие, и они градом бы хлынули на холодные от ветра щеки. Да что же за такое сегодня, что же мне так не везет? Нехристи, там мне жить не давали, так и тут от вас спаса нет. Что вы от меня хотите? Он спрятался за угол дома и продолжал наблюдать за мужиком, прилетевшим из будущего.
Как он меня нашел? Я ведь здесь всего несколько часов. Ни с кием не разговаривал, ни с кем не общался и никому не успел сообщить, что я здесь. Конечно, не следует брать в расчет того мажора, которого я обматерил на трассе, да другого, который хотел меня подвезти. А старику я вообще ничего не успел рассказать, за исключением того, что сбежал от своей бабы. Про Брусова никто не мог знать. Он что, мои мысли читает? Он же не цватпах. А если где-нибудь здесь прячется Декс, он ведь тоже телепат. Но нет, здесь, на Земле, мимо него просто так ни один хулиган не прошел бы. Запинали или закидали камнями, как они поступают при виде чего-либо незнакомого. Может статься, что он отсиживается в машине, стоящей где-нибудь за углом, и смотрит за всем своим внутренним зрением.
Отец опасливо стал озираться вокруг, ища глазами припаркованные машины, в которых сидят Веганские пришельцы из будущего. Но не найдя ничего белее или менее подозрительного, расслабился. Холодно как. У вас есть другой план, мистер Фикс? Спросил Отец сам себя. Но другого плана не было. Он очень устал и замерз, чтобы придумать что-то стоящее. Федерал прогуливался под окнами второго подъезда и нехотя бросал масляные взгляды туда, на окна третьего этажа, куда так стремился Отец, и где жил, не ведая ни о чем, беспечный Большой Синяк.
Отец сидел в кустах на углу дома, надеясь, что этот здоровый федерал когда-нибудь денется. Но тот, похоже, не собирался никуда отлучаться. Он не курил. В будущем будет строгая политика относительно табакокурения. Так бы может у него закончились спички, и он был бы вынужден искать от кого бы прикурить. Или, к примеру, могли закончиться сигареты, и он пошел бы в ларек за табаком. Но он не курил. Не курил!!! Черт его возьми.
Из первого подъезда вышла какая-то грузная тетка с маленькой собачкой на поводке, увидав незнакомца, она бросилась на него, но была остановлена поводком своей хозяйки. Федерал даже не обратил на нее внимания, будто не на него кинулся этот жуткий зверь. Дверь осталась открытой. Пружина,
Отец отошел от края дома. Нужно было сделать небольшой крюк, чтобы подойти к дому Брусова незамеченным. Он кинулся кварталами обходить этот маленький участок дороги, чтобы его не заметил верзила из будущего.
Пришлось немного вернуться назад, обойти несколько домов, стоящих по правую руку, и с другой, нижней стороны подойти к заветному дому. Отец бросился исполнять план. Обойдя дом сзади, Отец приблизился к заветной двери первого подъезда, которая, слава случаю, оставалась по-прежнему открытой. Отец скользнул мимо угла дома, пригнувшись, прополз вдоль кустов, отделяющих угол от двери, и скрытый открытой дверью проник в первый подъезд. Дело оставалось за малым. Поднявшись на пятый этаж, Отец отворил люк, ведущий на чердак. Все чердачные лазы в этом доме были незапертыми, Отец это знал. Он осторожно, стараясь не шуметь, тихо опустил чердачный люк на место и оказался в кромешной тьме. Только бы не подвели голуби, которых здесь, на чердаке, было не меньше пятисот миллиардов. Отец сделал один первый шаг на чердаке, как вся голубиная стая кинулась вон с чердака через чердачные проемы. Отец обомлел от страха. Неужели из-за этих глупых птиц он так скоро себя выдал? Неужели весь путь на Плутон, оттуда на Цватпу и обратная дорога домой через время и гиперпространство были напрасными? Неужели все испытания, которые ему довелось пережить, окажутся не вознагражденными?
Отец подошел к черному разъему чердака, через который предательские птицы покинули это теплое помещение, и посмотрел краем глаза вниз, где прогуливался федерал. Здоровяк даже не посмотрел на крышу. Он расхаживал внизу на тротуаре взад и вперед, высматривая Отца. Боже Великий, подумал Отец, неужели мне сегодня повезет? Это однозначно не мой день.
Усталый и голодный, Отец двинулся дальше по чердаку. Найдя люк второго подъезда, он осторожно его приподнял и скользнул по железной лестнице вниз. Очутившись на мраморном полу пятого этажа, Отец прислушался. Движения не было. За дверями жили люди, и даже не подозревали, какая разыгрывается драма здесь, у них в подъезде, где на кон поставлены пространство и время, гордость и усталость, холод и старая боль в затылке.
Отец, осторожно ступая босыми ногами, по лестнице спустился на третий этаж, подошел к заветной двери и нажал на кнопку звонка. Никто дверь не отворил. Отец повторил попытку. Нет эффекта. Он же видел свет в окнах у Брусова. Не мог же он уйти из дому, оставив свет включенным? А может и мог. С Брусовым бывало и не такое. Открывай же, лысый черт, открывай. Отец надавил кнопку звонка и подержал подольше. За дверью пиликала электронная мелодия китайской сборки. Открывай, Синяк лысый.
Тут дверь резко распахнулась и в лоб Отцу наставили черный ствол огромного, как зенитная установка, пистолета. Отец не успел даже испугаться, как огромная волосатая рука схватила его за грудь.
Глава 9.
– Мангуст, ты с ума сошел что-ли?– Не скрывая раздражения, Отец протиснулся сквозь дверь к другу в квартиру.
Мангустом Брусова прозвали за то, что он, однажды, в лесу поймал ужа. Это был здоровый взбитый парубок с очень неприветливой физиономией. Некогда огромные мышцы груди и рук у гиганта начали затягиваться жирком, который Брусов лелеял, словно достояние всего человечества. Нравом был добродушным, но во дни праздничного настроения обретал буйство, сродни молодому бычку на корриде. Мангуст имел страсть к резным коллекционным ножам, которых, если верить его словам, было не меньше чем семьсот миллионов, однако на вид показывал лишь один, работы старого слесаря Филипыча, которым без греха можно было тесать горный кряж. Несмотря на огромную вегетативную массу, гигант был очень подвижен и быстр, особенно если дело касалось скандалов или походов за пивом. Носил короткую стрижку, которая, впрочем, изредка портилась быстрорастущими волосами, которые грязными хвостами свисали с затылка. Он любил стричься сам, когда до этого доходили руки. В хозяйстве своем Мангуст имел электрическую машинку, которой степные народы брили овец, ей и наводил порядок на своей огромной голове, поэтому там оставались лишь жалкие поленья волосяных стержней длиной не больше миллиметра. Но самое главное, что отличало Мангуста от остальных нормальных людей– уши. Даже в кромешной темноте, когда лишь едва виден силуэт человека, Мангуста можно было безошибочно узнать из семи с половиной миллиардов людей, населяющих нашу планету. В уши можно было завернуть круасан с чашечкой кофе, при этом колорит лица нисколько бы не пострадал. Он на забаву закрывал глаз с гемилатеральной стороны своим огромным и мягким, как тряпочка, ухом. Так он смешил всех девиц. Об аппетитах Мангуста ходили легенды.