Polo или зеленые оковы

Зайцев Алексей

–Хорошо.– Кивнул бесцветный федерал.

Кто-то за его спиной шепотом произнес: «Крепкий орешек». Отец с гордостью для себя отметил это замечание, но виду не подал, что услышал эту лестную для него фразу.

–Вы и у цватпахов будете искать моих подельников?– Язвительно произнес Отец, не поднимая головы.

–Если нужно будет, у них тоже поищем.– Произнес федерал.

–Вперед и с песней.– Согласился Отец.– С ружьями на перевес.

Наверное, уже прошло около восьми часов заседания, подумал Отец, а вот к шлюпу и разгадке тайны его исчезновения, мы не продвинулись и на йоту. У федералов много времени. Им торопиться некуда, если уж попал к ним в лапы, это всерьез и надолго. Чтоб им пусто было. Ладно, хоть одного Петровича выгнал. Он бы тоже мне сахару не насыпал. Этот червь.

Отец вспомнил свои ощущения, когда под действием чудодейственного психотропа находился в состоянии немого благоговения

перед этим жестким и неуступчивым типом. Когда простой приказ дышать, выглядел чудесным гласом, вещающим с облаков пророчества. Отца передернуло от пережитого унижения. Как в эту минуту он ненавидел Петровича, с которым так мирно ехал в поезде и слушал всепоглощающие трели немого мужика на соседней полке. Этот тип еще купил дорогих сигарет.

Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Если бы знать наперед, что федерал следил за местом высадки Отца, он бы тогда сделал вид, что сошел в Рузаевке, а сам бы еще станцию проехал зайцем в поезде, и уже тогда слез. Может, в этом случае удалось бы запутать след? Может, тогда все пошло бы по-другому. Он бы уехал в Елань или Владивосток и начал новую жизнь. В конце концов, Дэн вернется домой и закончит институт. Быть может, все телодвижения напрасны и брат сам выберется из передряг, в которые возможно попал. А про Отца сведений в базе нет о его дальнейшей жизни в двадцать первом веке. Предположить, что он затерялся бы на дальнем востоке или уехал в Польшу, сменил имя и фамилию, тогда и сведений о нем не будет? А сейчас, когда он снова здесь? Получается, что он не вернется домой? Нет. Не хочется думать о плохом. Да и Трибун сказал, что по всем его прогнозам федералы его вернут. А как не хочется им помогать. Если бы отношение было другим, тогда другое дело. Как было приятно болтать с Поспеловым, который сейчас стоит напротив Отца. Отдать ему должное, за все время допроса он не произнес и слова. Видимо, хороший мужик. Как его угораздило заняться такой скверной работой?

Отец осмотрел своих недругов, стоящих на последней линии обороны. Разыграть что ли спектакль? Вспомнить школу старика Станиславского? Что ж, это выход. Изобразить эпистатус, поплевать им в красные щеки пеной, полегать их ногами, когда они кинуться ему на помощь? Было бы не плохо.

Как было бы сейчас хорошо вернуться домой, забыть про все передряги, выпавшие на долю звездного странника, забыть федералов, забыть Рыжую и ее маман. Вернуться в свой тихий городок, где каждая улица дышит умиротворением и радостью. Где каждый сквер и парк улыбаются, словно старому другу. Где воздух пряный и душистый, словно дышит сам за тебя. Дом, где вечером выходят на улицы, залитые призрачным светом старых фонарей, люди, и, прогуливаясь, здороваются друг с другом. Где каждый встречный улыбнется тебе, пожелает доброго вечера в едва заметном поклоне. Где в рукопожатие вкладывают светлые чувства, будто даря частичку своей бессмертной души, где простое доброе слово «здравствуйте», значит лишь «здравствуйте, будьте здоровы и счастливы». Где не нужно кривить душой и ставить свою гордость на колени, чтобы казаться мудрым. Дом, где есть мама, есть брат и старые друзья, где снег кажется таким белым и свежим, что хочется принести его в дом и любоваться до весны. Дом, где солнце светит радостно и ярко, будто начищенный пятак. Где старая русская река, исчерченная черными полосами кос, блестит на солнце и кричит, что она тебя увидела и хочет с тобой поздороваться. Где камни, высыхая на ладони, не теряют своей привлекательности и свежести, где хочется петь и улыбаться прохожим, которые не сочтут никого слабоумным и подпоют в ответ. Где шорох шин, бегущих по ухабистым проспектам, не кажется грубым и безжизненным, где восходы ослепительны, а закаты загадочны. Где дождь всегда теплый и благословенный, что хочется встать под ним и целовать его. Где на Луну смотрят с восхищением и только-только познают ее тайны. Где воздух не заезжен и чист, будто девственница, где осень, красуясь своим пестрым нарядом в отражениях луж, приглашает к себе на пикник на траве в парке. Где вешние ручьи весело журчат и мурлычут солнечные песенки, где серое небо, словно теплая шаль, укутывает твою грусть и страхи уносит прочь. Дом, где грозы, словно послушные собаки, резвятся в степи, где ветры мягкими перстами своими трогают лица и волнуются за твое счастье.

Как хочется вернуться туда, где дом, брат и мама. Хочется завести старый мотоцикл и унестись вдаль за сады, окружающие городок, туда, где желтые копны соломы блестят на просторе, будто рыжие головы врытых по шею гигантов. Унестись далеко, чтобы не было видно ни города, ни дорог, где только брат, мотоцикл, рыжие огромные соломенные копны, да полоски деревьев, высаженных для защиты от суховеев. Хочется остановить ревущий двигатель, взобраться на стог и лечь, широко раскинув руки и запрокинув голову, чтобы в глазах заблестели

искорки от ослепительной синевы неба. Хочется лежать и восхищаться бездонностью синевы и мечтать о звездах, которые скоро появятся, стоит солнышку спрятаться за горизонтом. Лежать и вдыхать аромат желтых стеблей, которые колосились под солнцем целое лето, чтобы травяная пыль ложилась на лицо, убаюкивала и ласкала. Хочется лежать и думать, как хорошо, что есть солнце, колосья пшеницы, собранные в огромный стог, есть брат и есть дом, в который приятно вернуться прохладным и прозрачным вечером, где заботливая мама накормит ужином и посидит на краю постели, нежно наблюдая за трепетом ресниц любимых своих сыновей.

Хочется ранним утром с братом унестись на озера, что окружены скалистыми горами, где у самой кромки кормятся утки из рук. Где тенистые леса вплотную подступают к зеркальной глади ничем не встревоженного озера. Там много дней можно лежать на золотистом песке и всматриваться вдаль, где бегущие облака оставляют на горах серые кляксы неровных теней, где утренняя дымка скрывает стада лошадей, пасущихся на склонах. Услышать музыку, которая в этот ранний час разносится над всей гладью озера, не омраченную ревом автомобилей. Музыка, которую включили на том берегу и которую слышно на этом, нежна и тепла, она говорит, что этот мир прекрасен и сожалеет о том, кто не видит утренней красоты, подаренной этому миру Создателем. Слышно, как в дали, там, где шумит камыш, плещется рыба, испуганная белоснежными чайками, которых много в эту пору. Слышно, как хрустальные волны несмело разбиваются о прибрежную гальку, слышно, как занимается радуга, после недавнего дождя. Можно услышать, как растут грибы в березовой роще, которая сейчас покрыта утренним туманом. Слышно, как просыпается утренний ветерок, заснувший вечером на ветвях деревьев. Слышно биение сердца, исполненного радостью обновленного мира.

Хорошо знать, что есть дом, куда можно вернуться позже, когда душа насытится красотами родного края. Дом, где заботливые мамины руки снимут одежду и пригладят растрепанные на вольном ветру волосы. Где добрая милая мама сядет у окна и, любуясь, расскажет, как она скучала. Где теплые мамины глаза поймут все заботы и лаской своей разгонят хандру. Дом, где теплая мамина улыбка расскажет о любви самое сокровенное, о чем не напишут в книгах.

–Отец,– раздался голос лоснящегося от жира федерала,– заснул что ли?

Отец встрепенулся. Грезы медленно отступали и таяли, остался лишь сладкий привкус отечества в мыслях. Видимо Отец заснул и увидел свой дом. Он очень устал. Еще сегодня он был на Адло, что в системе Веги, теперь его судьба занесла в секретный офис темпорального отдела федеральной службы. Кто скажет, где он находится? На Ио? На Марсе или Венере? Быть может он сейчас на Кваоаре, что в восьми с половиной миллиардах километров от солнца? Где он? Это уже не важно. Важно то, что сейчас он сидит на стуле и несколько пытливых пар глаз устремлены на него, в надежде найти неизвестные звенья навсегда ушедших минут.

–Что вам нужно от меня? Мне уже не до вас. Делайте что хотите, я вам больше ничего не скажу.– Пролепетал Отец заплетающимся от усталости языком.

–Скажешь. Еще как скажешь.– Проговорил высокий с пролысинами на голове федерал.

Отец бросил полный презрения взгляд на верзилу, который скрестил руки у себя на груди, облокотясь седалищными костями в стол.

–Если мы тебе скажем, где твой брат, будешь с нами сотрудничать?– Спросил высокий наглец.

–В обмен на брата? Буду.– Обреченно сказал Отец.

Только бы федералы не стали спекулировать братом, подумал Отец. Выдать друзей не смогу, а брат… что ж, он, наверное, сможет потерпеть, пока Трибун не разберет по костям все федеральные тайны.

–Хорошо.– Согласился бесцветный агент федеральной службы.– Давай поговорим про шлюп.

–Сначала про брата.– Заупрямился Отец.

–Сначала про шлюп.– В тон твердил федерал.– Брат после.

–Договорились.– Устало кивнул головой Отец.

–Пойдем к карте.

Глава 5.

– Отдохнул немного?– Спросил Отца Поспелов.

–Что ты? После такого допроса с пристрастием мне нужно как минимум неделю просидеть вообще без движения.– Вяло произнес Отец, поднимаясь с казенной кровати.

В отделе темпоральных исследований и перемещений были и казармы для служащих, агентов, готовящихся к перемещениям во времени. Здесь же были симуляторы различных ситуаций, тренажеры, комнаты психологической разгрузки и просто спальные помещения, в которых и можно было только раздеться и забыться сном на металлических кроватях. Федеральная служба не привыкла себя ограничивать в средствах, и раздутый до невероятных пределов штат служащих был готов пополняться все новыми оперативниками, агентами и простыми рабочими.